Павел Корнев - Рутинер

— Мастер Юберт в нем не значится, — сказал я, поскольку не менее часа выискивал в картотеке любое упоминание убитого педеля, но безрезультатно. — Обычное дело, Микаэль, доложу тебе. Зачастую мои коллеги не раскрывают личности своих осведомителей вовсе и уж точно не трудятся официально оформлять тех, от кого получают информацию только от случая к случаю.

— Но должны же они как-то отчитываться за потраченные средства! — фыркнул бретер. — Деньги всегда оставляют следы, Филипп! Всегда!

С этим утверждением я спорить не стал, только махнул рукой:

— Увы, Микаэль, понадобится целая армия клерков, дабы проверить все отчеты и квитанции и отыскать в них нужное имя. И это если оно там есть, если наш недель не фигурирует под псевдонимом, что тоже не редкость!

Мы вышли на небольшую площадь, маэстро Салазар внимательно ее оглядел и раздраженно подергал себя за ус.

— Сколько магистров-надзирающих отвечают за медицинский факультет? — зашел он с другого бока, как видно, в силу врожденного упрямства.

— Не меньше полудюжины, — ответил я. — Только не обязательно мастер Юберт работал с кем-то из них. Люди переходят с места на место, но передают своих осведомителей другим обычно лишь в случае отставки или переезда в другой город.

— Дохлого осла уши! — в голос выругался Микаэль, сверх всякой меры раздраженный обрисованной мной ситуацией. — Уши, хвост и зад!

За разговорами мы дошли до площади у главного здания университета, там оказалось немноголюдно, что было куда характерней для времени летних вакаций, нежели царивший тут ажиотаж перед игрой в мяч.

— Согласно показаниям педеля неизвестные шли с этой стороны, — сказал я и указал на один из выходов с площади. — Нам туда!

Мы прошли меж расступившихся фасадов трехэтажных домов и двинулись по узенькой улочке, внимательно посматривая по сторонам, а я так еще и считал про себя шаги. Галерей здесь не было, но солнце пряталось за крышами особняков и особо не припекало. В большинстве зданий располагались бурсы, где-то сдавали квартиры преподавателям и состоятельным школярам. Хватало и винных погребов, пивнушек и недорогих закусочных, тут и там встречались боковые проходы и переулки.

А в целом — ничего необычного, отметил лишь, что многие встречные повязали тульи шляп белыми лентами, а у кого-то выделялись белые же розетки на груди, словно все они входили в некое школярское сообщество.

Проходя мимо медицинского корпуса, мы замедлили шаг и огляделись, Микаэль указал на небольшую нишу, в которой должен был стоять мастер Юберт.

— Семьсот тридцать пять! — негромко пробормотал я, дабы запомнить пройденное расстояние, а затем мы двинулись дальше и некоторое время спустя очутились перед зажатой соседними зданиями церковью Святой Зелды, на паперти которой клянчил милостыню одинокий нищий.

— Девятьсот сорок восемь! — объявил я, перехватил недоуменный взгляд подручного и пояснил: — Отсюда до главного корпуса примерно девятьсот пятьдесят шагов.

— И что нам это дает? — фыркнул Микаэль.

Я усмехнулся:

— Тебе повстречалось много преподавателей в мантиях?

— Ни одного, — признал маэстро Салазар. — Но тут все просто — летом занятий нет… — Он замолчал, хмыкнул и дернул себя за ус. — Вот ты к чему! Тот лектор был в мантии!

— Именно, — кивнул я. — Вижу только одно объяснение: перед этим он посещал какое-то официальное мероприятие. Был вечер воссияния, наверняка проводилось заседание кафедры. Учитывая маршрут, лектор покинул либо главный корпус, где заседают грамматики, либо, что представляется мне куда более вероятным, здание факультета тайных искусств.

— И что нам это дает? — хмыкнул Микаэль. — Как во всей этой ораве выявить нужного нам преподавателя? Даже если не брать в расчет грамматиков, на одном только факультете тайных искусств их не меньше сотни! И это без учета приглашенных лекторов! И каждый второй носит парик!

— Выявим, так или иначе, — пожал я плечами и двинулся к нищему.

Не чинясь, присел на ступень по соседству, кинул на камни грешель. Монета зазвенела на камне, но кудлатый мужичок, изображавший из себя одноногого калеку, и не подумал за ней потянуться.

Промышлявшие в университетской округе побирушки были публикой чрезвычайно своеобразной, немалая их часть на полном серьезе причисляла себя к ученому сословию, а кто-то и в самом деле относился к таковому, прежде чем опуститься на дно из-за пьянства, азартных игр, беспутного образа жизни или долгов. Отсюда проистекала определенная цеховая солидарность, которая предельно затрудняла получение любых мало-мальски достоверных сведений. Да и никто не хотел прослыть доносчиком, это было чревато самыми серьезными неприятностями.

— Поговорим? — предложил я.

— Не о чем нам разговаривать, магистр, — хрипло и сипло ответил нищий.

— Когда не о чем разговаривать, обычно говорят о погоде, — заметил я и предупредил: — Бери монету, не менжуйся. Она твоя в любом случае, не важно — сможешь помочь или нет.

— Деньга моя? Точно моя?

— Твоя.

Нищий косо глянул на меня и сграбастал грош.

— Тогда пойду, — сказал он после этого и поднялся с лестницы: обе ноги у него ожидаемо оказались в полном порядке.

Я не стал протестовать, лишь предупредил:

— В этом случае моему человеку придется проткнуть тебя шпагой. Но грешель забирать не станем, как и обещал.

Нищий хрипло закашлялся и уселся обратно:

— Спрашивайте, магистр.

— Был здесь в прошлое воссияние вечером?

— Я всегда здесь.

— Сильный в тот день шел дождь?

Побирушка запустил пальцы в грязную шевелюру и поскреб голову.

— Сильный, — сказал он наконец. — Промок до нитки, с тех пор кашель не унимается. Мне бы к лекарю, дайте грош, а?

— Глинтвейна купи, — посоветовал я, поднялся на ноги и спустился по лестнице к дожидавшемуся меня у ее подножия Микаэлю. — Идем, не хватало еще на встречу с Молотом опоздать.

Микаэль двинулся следом и спросил:

— Ну и чего ты этим добился?

Я пожал плечами:

— Наш лектор, должно быть, живет где-то неподалеку. В тот вечер он наверняка шел домой. Никто не станет разгуливать под дождем, просто чтобы поговорить. Сам видишь — галерей на этой улице нет.

— Здесь может снимать квартиру его собеседник, — резонно отметил маэстро Салазар.

— Или так, — признал я такую возможность. — Или так…

На площадь Первой Проповеди мы пришли за четверть часа до назначенного времени, но на ее краю, неподалеку от чумного столба, уже стояла запряженная парой гнедых жеребцов карета с гербами Вселенской комиссии на дверцах. Оконца были задернуты плотными шторами, на козлах, помимо кучера, сидел вооруженный коротким мушкетом охранник. Запятки пустовали, но неподалеку замерла четверка вооруженных до зубов верховых, напоминавших скорее не обычных бретеров, а наемных рейтаров.