Алексей Пехов - Белый огонь

Душа Меха ушла, исчезла, оставив после себя лишь чувство пустоты да беспомощности.

Глупые смерти. Человек не может противостоять подобному. В такого врага нельзя выпустить стрелу, отбить удар мечом, закрыться щитом. Это сила прошлого. Страшная и неконтролируемая. Оказаться перед ней все равно что перед табуном лошадей, несущихся сломя голову.

Подобное нельзя остановить никому, кроме героев из ушедшей эпохи.

Но южанин смог.

Он говорил с ветром, словно со старым псом, и тот лежал у его ног, едва слышно поскуливая от счастья, и лишь несколько раз подвыл словно бы от старой обиды, жалуясь, что с ним поступили жестоко и совершенно несправедливо.

Кости вновь застучали по столешнице, кто-то проиграл и негромко ругнулся, а Эйрисл взял следующий лист, обмакнул перо, задумался, подняв взгляд от бумаги, и увидел, как в двери входит воин Горного герцогства. Он стоял, поглядывая то на столы с солдатами, занятыми игрой, то на поваров, уже убиравших котлы и кастрюли.

— Не спится, — сказал друг южанина, подойдя. Вид у него был задумчивый.

— Ко мне обычно обращаются «господин лейтенант», — без вызова заметил Эйрисл, переворачивая листы так, чтобы его собеседник ничего не мог прочитать.

Тот ничуть не смутился.

— Ко мне обычно обращаются по титулу, парень. Но можешь называть меня «мастер Дэйт» и «ты». Я не твой солдат и давал присягу не тебе. Не вижу причин заострять внимание на моем титуле или твоем звании.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Один, нависнув над столом всем своим немалым ростом, другой лишь чуть откинувшись назад, сжимая в руке перо. Кости мягко стучали, раздавались приглушенные голоса.

— Возьми себе пива, мастер Дэйт, — наконец предложил ему Эйрисл. — И захвати, будь так добр, лишний подсвечник с того стола.

Тот вернулся с пивом (хотя сперва ему и не желали его наливать, лишь окрик лейтенанта подействовал), а также с потускневшим подсвечником, на котором стояли подтаявшие свечи среди оплывших горок воска вокруг плоских площадок.

Сел, под его весом скрипнула лавка.

— Моя секира, — напомнил он. — Я ее так и не получил.

— С кем собрался сражаться?

— Когда у тебя есть оружие, количество сражений и драк гораздо меньше, чем когда его у тебя нет. — Широкое лицо северянина осталось бесстрастным, а слова прозвучали веско, словно каждое из них было тяжелым камнем, брошенным в спокойную воду.

— Она вместе с другими вещами в конюшне. В стойле моего коня. Получишь ее завтра.

— Конюшни недалеко. Через улицу и налево. Можно дойти и сегодня.

Он был настойчив, хоть и говорил неспешно, мягко. Довольно необычно для человека таких габаритов. Эйрисл вполне представлял его в тяжелой броне, где-нибудь на острие атаки, с этой самой секирой. В баталии с радостью берут таких воинов. Они — основа Горного герцогства. Незыблемая стена, о которую не раз и не два разбивались армии Фихшейза.

— Скольких моих соотечественников ты убил этим оружием?

— Ни одного. — И, заметив недоверие на лице кавалериста, пояснил: — Она появилась у меня утром этого дня. Или уже прошлого?

Он несколько устало потер глаза, будто в них насыпали битого стекла. Устал не меньше всех остальных.

— А до этого?

— А до этого я был ранен и не мог сражаться. И убивать.

— Ранен? Это сделал кто-то из моих земляков?

Снова мягкая усмешка:

— Верю, что тебе очень бы хотелось, чтобы так и было, но спешу огорчить. Меня крепко отдубасили не твои, а мои земляки. Что поделать. У нас в горах суровые нравы.

Эйрисл закрутил чернильницу, прежде чем задать давно интересующий вопрос:

— Ты из тех, кто верит в Вэйрэна?

Лицо Дэйта мгновенно исказилось от гнева, но он тут же взял себя в руки и слабо покачал головой:

— Нет. Я предпочитаю объятия Шестерых, а не того, кто идет в плаще, сотканном из тьмы. Сейчас на моей родине верующих в Темного Наездника большинство, что… удручает. Скажем так.

На его щеках выступили желваки.

— Получается, ты бунтовщик и изменник? Раз не поддерживаешь молодого герцога?

Эйрисл не смог прочесть в глазах Дэйта появившуюся эмоцию и, видя, что его тяготят расспросы на подобную тему, замолчал и отхлебнул пива из кружки.

— Моя страна теперь далеко. Дальше, чем ты можешь представить, парень, — сказал Дэйт. — В прошлом, которое потеряно. Она лишь в моих воспоминаниях. Ведь Львиный трон стал проклятым, а Шаруд — недоступным. И я не знаю, смогу ли когда-нибудь вернуться. Хоть кто-то сможет? Все слишком сильно изменилось, и там, где властвовал свет и радость, теперь одни лишь тени.

Лейтенант вспомнил о чудовищном существе из-под снега.

— Чего хочет твой… их новый герцог?

Лишь пожатие плечами ему было ответом.

— Люди говорят о тьме, о синих огнях, о чудовищах, о тысячах мертвых. О шауттах, что теперь служат Вэйрэну, который смог их подчинить…

— Я слышал слухи, — перебил его Дэйт. — Но поди пойми, где в них правда, а где вымысел. Что-то происходит там, за горами. Все ждут, что сделает эта… Рукавичка. Не терзай меня вопросами, лейтенант. Я рад бы ответить, однако знаю еще меньше, чем ты.

Одна из игральных костей упала со стола и подкатилась к ногам Эйрисла, стукнув в сапог. Он наклонился, чувствуя тепло, оставшееся на гранях. Бросил солдату, и тот ловко поймал ее.

— Почему рота? — внезапно спросил Дэйт.

— Что? — не понял лейтенант.

— В кавалерии Фихшейза такой отряд называется полусотней. Почему вы «рота»?

— Потому что Третий полк долгие годы находился на восточной границе Ириасты. Там, где во время прилива море из-за рельефа устремляется в глубь континента. Розовые болота, красные от множества маленьких рачков. Соленая гиблая вода. Третий полк веками стоял вдоль этой границы, и солдаты не знали о лошадях. Мои предшественники, двести лет назад, были разведкой на лодках. Но однажды все изменилось, солдат перебросили сюда, пришлось приспосабливаться. А название «рота» решили оставить. В память о прош…

Ему показалось, что мир мигнул, а после утратил теплые краски. Пламя в очагах и на свечах теперь горело ярко-синим светом.

Дэйт, зашипев, дернулся, с шумом отодвигая лавку назад, вскочил, схватился за кинжал, озираясь.

Возле входа Эйрисл увидел Говерта. Тот смотрел прямо на него, и глаза у старшего сержанта блестели серебристым металлом…

Дэйт оперся на ладони, два удара сердца соображая, что случилось, а затем, ругнувшись, сел, потрогав шишку, появившуюся за левым ухом. Он помнил порыв ветра, погасивший все огни в помещении, крик лейтенанта, попавшую в лицо горячую кровь, хрип, вспышку, когда крыша не выдержала и рухнула.

Жив, слава Шестерым. Пока еще жив.

Он ошалело покрутил головой, пытаясь сориентироваться. Сидел среди завалов, а вокруг была ночь.