Андрей Кузнецов - Последние звёзды (СИ)

Около часа он провёл наблюдая, ничего не высмотрел и решился. Закатал рукава, загрёб земли, измазал руки и вышел на дорогу. Подошёл из-за поворота, глянул в камеру, надавил кнопку звонка, она окрасилась в чернозём. Калитка открылась мягко, за ней стоит охранник по всей форме: в камуфляже, с кобурой.

— Здорово. Ключами пособишь? У моего корыто импортное, а накрылось, будто наше.

Охранник осмотрел гостя пристально, кивком приказал поднять руки, ощупал.

— Пойдём до гаража. Ты с той линии, что ли?

— Ну так! Корыто!

Охранник отчитался по рации, Баграт замедлил шаг, пустил его вперёд — идёт, подставив спину. Хоть плюй, хоть убивай.

— Извини, я и так не вовремя, водой угостишь? — спросил Баграт, наблюдая, как охранник возится с замком.

— Вон полка, не забудь вернуть. Воды принесу.

Баграт, оставшись, глянул под крышу, в погреб — можно спрятаться. Воду принесли в эмалированной кружке, судя по вкусу, из колонки. Это упрощает дело. Баграт выпил до дна, утёр губы и пошёл к калитке.

— Инструменты вечером верну, ничего?

— Лучше до восьми, пока хозяина нет, — охранник подумал. — Хотя сегодня может и задержаться.

Наконец показался второй, прошёл за дом, покосившись на гостя. Два минимум, в бригаде их должно быть больше.

— Понял, как смогу — сразу же. Спасибо.

Баграт второпях исчез с поля зрения, юркнул в кусты, уронил ключ на рюкзак — взбил пыль. Посидел с минуту и решил возвращаться в город. Решение принято, осталось реализовать.

Всё руководство повстанцев ночует в штабе. Для воссоздания осадного положения заперлись и дымят сильнее обычного. Крутов, некурящий, бровью не ведёт. Игорь, устроившийся в углу ближе к связистам, подозвал его, потеснился с коврика.

— Ты был на северных морях?

Крутов покачал головой.

— Мы летали однажды, высадились у Карского. Там есть морская база, куда ушли остатки Северного флота.

— Живая?

— В том-то и дело. Её не бомбили, но ни один корабль оттуда уже не уплыл. Огромные авианосцы, атомные крейсеры — чего только нет. Они стоят у берега борт к борту и медленно тонут.

— Если не пробиты, продержатся на воде ещё сотню лет.

— И это жутко. Я только тогда понял, что же мы натворили. И так ясно, что война — это горе, ужас, но смотришь на людей — суетятся, дышат, будто так и должно быть. А на них глянул и расплакался: корабли не должны гнить. А их там столько!

Крутов попытался представить это кладбище — не смог, тогда спросил.

— А ты был в пустошах?

— Раньше хотел, сейчас плевать. Для этого есть разведчики, мне рассказывали что там.

— Ну? — Крутов придвинулся ближе.

— Никакой романтики, если ты об этом, — усмехнулся Игорь, — и никакой надежды. На запад не пройти до сих пор — радиация шкалит. Вокруг разное, но в целом одно: пустота, всё брошено, в окнах ветер свистит, в лесах ни одного зелёного листа. Но звери приспосабливаются, бегают целыми стаями, дикие, человека не боятся.

— Артефакты видел?

— Их не берут почти. Рассказывали, как музей нашли, фотографий наделали и всё оставили. Фонит сильно.

За столом в центре зала раздался хохот, но его не поддержали.

— Миш, откуда вы все взялись?

— Как откуда? — оторопел Крутов.

— Народ пережил войну, в нём животный страх повторения. Как могли родиться свободные люди?

— Может, дело в семье? У меня была интеллигентная, хоть и работали как все. Матери не помню, а отец об истории рассказывал, о людях. Сухонький такой, худой, на меня не похож.

— Историю и мне рассказывали — в училище.

— Ну какую? Как нас застали врасплох и разбомбили всё в два дня? Или как наши сами спровоцировали эту войну? Никто ведь не знает, из-за чего всё. Вот папа пытался понять, копался в бумагах ночами после смены, иногда что-то складывалось, он будил меня и показывал, рассказывал. Мало помню, только его слёзы в свете лампы.

— Хорошо, с тобой ясно, а другие? Ира вот?

— Просто непоседа с детства, как Саша говорил. Это он её притащил, пообещал, что с нами веселее, а ей другого и не надо.

— У всех по-разному, это понятно. Но должно быть что-то общее, ведь должно быть?

— Родились под одной звездой, — бросил Крутов и фыркнул. — Ерунда, какая сейчас разница? Меня другое беспокоит.

— Ну?

Крутов сел, снял ботинки, вытянул ноги.

— Ты скажешь? Тогда я выскажусь, — заявил Игорь. — Ведь я был на той стороне, и вижу, в чём они сильнее: военные сплочены. С нашими я говорил, из них половина здесь случайно, остальные отчаялись, как и ты.

— Предлагаешь начать ходить строем?

— Поздно. Хочу, чтобы ты знал: нельзя доводить до предела, наши посыпятся.

— Я знаю… — Крутов вздохнул и продолжил. — Ты помнишь, с чего всё началось?

— Саботаж в Кемерово, такое не забыть.

— Мы пришли к власти через обман и кровь, и закончится она так же.

— Все, кто знает, под моим контролем, я каждую минуту помню об этом, нас не раскроют. Да и даже если, уже слишком поздно.

— Дело в другом, в глобальном, во вселенной, если хочешь… Мы пошли обманом, это речь не о людях, а о судьбе.

Игорь тихо рассмеялся, наклонился к собеседнику.

— Ты в это веришь? Хорош глава движения!

Крутов отстранился.

— Я никогда так не поступал, это ведь ты придумал. Видна ваша школа!

— Поблагодари уж наконец, и закончим.

Штаб устал резаться в карты и проголодался, послали за поваром. Крутов решил сходить сам — проветриться. На улице встали, он жадно вдохнул ночную сырость.

— Игорь, ты понимаешь цель всей нашей затеи?

— Набрать сил, развернуть власть к народу лицом.

— Вот и нет, — Крутов присел на ступеньку. — Это задачи, но не цель. Мы должны не систему сменить, а разбудить народ, напомнить людям, что они люди. Не важно, кто за штурвалом, если граждане спросят с любого. Вся страна должна знать, что если власть не справляется, она виновата. И отвечать должна тоже она.

— Таким образом и с нас в случае чего спросят.

Крутов наморщил лоб.

— А ты ждал другого? Мне казалось, что ты понимаешь и поддерживаешь: власть это средство, но не самоцель.

— Понимаю, но поддерживаю… вряд ли. Править нужно сильно.

— Тогда зачем мы боремся?! Твои слова услышаны, наверху так и поступают!

— Они ведь неправы, сколько лет ведут в тупик…

— Ты так думаешь, я так думаю. А должен задуматься на-ро-д! Люди-человеки, элита и рабочие. Ни в чём не будет смысла, пока мозгами пользуется десять процентов населения.

Игорь поманил рукой.

— Я солдат, моё дело ползать под пулями, а я вон до чего дошёл. Иногда думаю, что недостоин, что вокруг полно людей умнее. Пусть командуют, я готов исполнять. Но никто не берётся.

— В чём мораль?

— Не знаю.

Город напряжён, это чувствуется кожей и бросается в глаза. Огневые позиции замаскированы и скрыты в темноте, но видно уголёк сигареты в бойнице. В тишине шаркают патрульные, от фонарных столбов идут провода к прожекторам.