Ольга Ворон - Ангелы: Анабазис

Шаг за шагом, медленно и осторожно.

Взгляд по верхнему уровню, взгляд под ноги, взгляд по верхнему уровню, взгляд…

Маугли двигался, тяжело пошатываясь и неуверенно ступая на особо крутых участках горной непролазности. Лихорадка прогрессировала, появился сухой надрывный кашель, грозящий усилиться. Пленник часто останавливался, приваливаясь плечом к дереву, и отдыхал, подчас даже закрывая глаза от усталости. Он мог себе позволить эту слабость — его никто не торопил, не дёргал, не бил, принуждая двигаться дальше. В моменты остановки вокруг застывали «таёжники», спокойно и даже с некоторым сочувствием ожидая, когда он сможет идти. Возможно, именно понимающие взгляды окружающих заставляли пленника напрягать волю и шагать, ведя отряд по нитке ощущений дальнего зова.

Непролазный кустарник впереди не оставлял шансов. Следовало обходить.

Медведев остановился на пятачке, едва хватившем для того, чтобы укрепиться на подъёме, и обернулся. Идущий следом Ворон задержался в наиболее удачном положении и вскинул голову. Чуть ниже Маугли с трудом одолевал подъём. Сзади его страховал невозмутимый Катько. За его неохватными плечами рассмотреть идущих следом не представлялось возможным. «Катько — это вам не только морда кирпичом, пулемёт и сбруя, это ещё и сто двадцать килограммов злого подвижного мяса!» — посмеивался после знакомства Батон. Как только по шеям не получил…

Медведев взглянул на то, как двигался пленный — не поднимая головы, устало шатаясь из стороны в сторону, цепляясь скованными руками за всё, что могло оказаться опорой в движении. Каждый следующий шаг он выполнял, затрачивая не только физические, но и моральные силы. Но другого пути не было. Внутренний компас, эта странная способность тэра, звал по направлению в горы. Складывалось у Михаила впечатление, что неглупые люди — или не-люди? — ставившие домен, воспользовались рельефом местности. Сверху-то защищаться удобнее, особенно, когда над тобой открытое небо, о котором за последние восемь часов уже научились мечтать. Главное, чтобы эти размышления оказались правильными. Весьма не хотелось топать ещё несколько километров по высоткам под густыми кронами, скрывающими возможные взгляды стерв.

Маугли ещё пошатнулся, неуверенно перенёс стопу выше и… Медведева прошиб пот. Суровый кашель сотряс пленного, заставив его согнуться. Опора оказалась безвозвратно потеряна. Тело ещё миг боролось с законом всемирного тяготения, а потом, сдалось и, скатываясь в клубок, полетело вниз. Михаил успел заметить, словно в замедленном кино, как вскидывает бледное лицо с искривлённым кашлем и болью раззявленным порванным ртом, как взгляд с утомлённо-безразличного меняется на насмешливый. Мальчишка был даже рад, что спутал карты судьбе… Неловко прихваченная сосновая ветка, обретя свободу, рванулась обратно. Полетели колким дождём хвоинки…

Кирпич навис над обрывом, привалившись бедром и рюкзаком к стволу скрюченного уродца-кедра, кое-как цепляющегося за кручу. Огромные лапищи цапнули ухающее вниз тело в тот самый момент, когда падение уже стало неизбежностью. Катько крякнул, поднатужившись, и потянул наверх. Напряжённый огромным весом, кедр-карлик взмолился протяжным скрипом, оторвал от земли одну лапу корня, но устоял. Маугли стал карабкаться, удерживаясь на поверхности стопами и скованными руками. К тому времени, как подоспел Ворон, здоровущий «таёжник» уже почти вытащил пленного наверх.

Оказавшись на обрыве, пленник только угрюмо кивнул спасителю. Катько также мрачно помог ему встать и молчаливо подтолкнул в спину. Движение группы было восстановлено. Убедившись, что всё под контролем, Медведев пробежал взглядом по кронам. Нигде ни шевеления, ни звуков. Но что-то подсказывало, что противник уже здесь, уже рядом, терпеливо наблюдает в ожидании. И этому «чему-то» капитан был приучен верить.

Когда после долгого буреломного плавания в кустарнике, отряд внезапно оказался на небольшой площадке лысоватого склона, удержаться от привала не оказалось сил. Медведев только рукой махнул, зная, что жест поймут однозначно. Взглянул на часы.

— Двенадцать минут! Две смены!

Зубров, Ворон и пара «раверсников» застыли на периферии группы коленопреклонёнными «Азазелло», выглядывая возможною опасность. Остальные сгрудились в один табор вокруг троицы — Медведев, Полынцев и Маугли. Два командира и проводник.

Фляжки на губы… Испытание жадностью. Глаза прикрыть. Нежность заката. Ветер на лице. Остывает соль. Редкие снежинки целуют холодом. Рождается спокойность…

Горы не терпят суеты. Горы не выносят излишества. Горы не прощают расточительства. Горы, как мерило высоты души. Чем выше — тем человечнее становишься. Но где-то там, за ледяной кромкой, начинает цениться уже не человеческое… Может быть, божественное. Может быть, дьявольское. И нужно быть ангелом — бессердечным и сильным ангелом, для того, чтобы дойти до вершины…

Медведев с трудом оторвался от воспоминаний. Перед глазами всё ещё пылали фиолетовые разломы ледников и сиреневый излом беспощадной горы на фоне тёмного неба, а рядом уже звучало тихое:

— Топтыгин, Толяну плохеет.

Пришлось встряхнуться.

Славян смотрел в ожидании отклика, что информация принята к сведению. Он не ожидал действий. Какие и от кого тут к чёрту могут быть действия, если отряд в такой-разэдакой ситуации, а вся медицина на нём! И если весь его лекарский запас пасует перед простецкой, как казалось вначале, раной.

— Понял, — разлепил сухие губы Медведев. — Движение в центре группы.

Славян кивнул. Собрался передвинуться обратно к полусонному раненому.

— Я могу помочь.

Глаза пленник так и не открыл. Просто высказался негромко, как о чём-то несущественном и нейтральном и снова замолчал. Михаил услышал. Повернулся. Маугли отдыхал, привалившись спиной к спине с Катько. Габариты их настолько не совпадали, что Кирпичу, огромному, по сравнению с незаматеревшим ещё, но весьма внушительным пацаном-тэра, пришлось согнуться, чтобы дать возможность пленному привалить спину для отдыха. Оттого у «таёжника» сохранялся угрюмый вид.

— Что ты сказал?

Голос Медведева отзеркалил безразличные интонации пленного. Маугли открыл глаза и, выпрямившись, взглянул на капитана.

— Я могу помочь ему, Пресветлый, — медленно, с остановками произнёс он. — Это моя рана. Я могу её остановить… Если пожелаете.

Последнее сопровождалось пожатием плеч, будто пленный не был уверен в том, что его помощь нужна. Медведев сощурился. Переглянулся с Полынцевым. Тот неохотно кивнул и добавил:

— Слышал о таком. Могут черти. Только вот нет гарантий в том, что он рану зашепчет на выздоровление, а не наоборот.