Александр Афанасьев - Помни имя своё! [litres]

Котов выругался

– Что хочешь скажи, но это так. Среди нас – все больше и больше русских. Потому что они с несправедливостью борются. Что они видят вокруг себя? Власть – ворует. Другие – зарабатывают… то что вы, русские друг с другом делаете – ни один башкир такого со своим не сделает. А у нас – справедливость. У нас все – друг другу братья.

Котов мрачно усмехнулся

– У нас – тоже.

– Знаю. Вас я тоже не виню, вы тоже народ, пусть и заблудший. И свое не отдаете, это достойно уважения. Но вы – за свое держитесь, просто потому что это сейчас ваше. Стреляете, убиваете. Вот сейчас – готовитесь убивать. А подумай – за что ты будешь убивать? Есть за тобой правда? У себя в душе ответ поищи.

– Правда? – с холодной злобой говорил Котов – какую же правду вы людям несете? Какую справедливость? Ту что в мешке с героином?

– Движение Талибан вешало наркоторговцев.

– Прошли те времена. Теперь – и сами сеют и приторговывают и охраняют. На джихад деньги пилят. Напомнить, что недавно в Москве произошло? Пятеро – ребенка об угол головой и в кусты. Мать изнасиловали все вместе. Это справедливость? Или то что нас, русских, в мясо – здесь справедливость? Да мне она нахрен не нужна, справедливость. Справедливость только в одном – держаться своих, чужие – только отвернись – заточку в бок. Ну, так в чем справедливость?

– Когда пришло к вам время наказания в первый раз за сотворённые вами бесчинства и несправедливость, Мы ниспослали на вас Своих рабов, сильных, обладающих большой мощью, которые прошлись по всем местам и проникли в каждое жилище, чтобы убить вас. Так было выполнено Наше обещание наказать вас [29] Аль-Мунтахаб 17:5. . Это сказано про нас. Про умму. Велики наши грехи – и Аллах карает нас. Вашей рукой.

– К чему это?

– Страшный суд грядет! – строго сказал старик – а тогда грехи каждого взвесятся и каждый – получит по делам его. И вы, и мы… Аллаху все равно, он будет судить по делам. Вот и все, чему я могу тебя научить.

Телефон – зазвонил намного быстрее, чем предполагал Башлыков. В отличие от остальных – он не скрывал номер своего сотового и не отключал его, как только закончил разговор. Ему нужна была легальная связь. Он был единственным хрупким мостиком между тем миром и этим, между страшным, грязным, кровавым миром подполья, где вцепились, вгрызлись друг в друга молодые парни и мужики, которым некуда отступать – и этим миром. Миром, где люди ходят на работу, которую ненавидят, чтобы купить барахло, которое им и нахрен не нужно. Мир где платят за ипотеку и выгуливают по утрам собаку, где ищут мясо подешевле, где твою жизнь не может оборвать выстрел снайпера из засады и где тебя наверное – не забьют насмерть в отделении. Впрочем, тот мир, грязный и страшный – все активнее предпринимал попытки прорваться в этот мир. Плотина текла во многих уже местах – и самые прозорливые уже строили башни, чтобы спастись от потопа…

– На связи – ответил Башлыков

– Вы что, о…ли? – в трубке раздался резкий фальцет Онищенко.

– Ты о чем?

– Ты где?

– Я? Около бизнес – центра, на стоянке. Пешком дойдешь.

– Жди. Я буду.

Башлыков нажал на кнопку отбоя и начал ждать, пока его арестуют…

Онищенко ввалился в машину как медведь, несмотря на его скромные размеры – именно так, едва не оторвав дверь, тяжело плюхнувшись на сидение. На носу у него – была пластиковая накладка, лицо заклеено пластырем – но было видно и так.

Неслабо я ему врезал…

– Вы совсем о…ли?

– Ты о чем?

Онищенко – это было видно! – хотел его ударить, но не посмел… битый. И в машине не размахнешься.

– Я о том, что произошло в Октябрьском. Ты знаешь, что ночью два отделения сожгли? И это только начало!

– А что произошло в Октябрьском?

– Ладно… – зловеще сказал Онищенко – сам напросился…

Башлыков не увидел никакого знака – но тут боковое стекло машины с его стороны будто взорвалось. Рука в черной перчатке рванула дверь, потащила его из машины…

– Из машины! На землю!

Кто-то врезал ему по почкам, хорошо так врезал, аж дыхание перехватило. Спецназ УФСБ республики Башкортостан привык работать против ваххабитов и салафитов из Хизб ут-Тахрир и с этим… подозрительным типом не церемонился. Последовал еще один удар, затем еще… сейчас везде камер понаставили, но при захвате никаких камер нет, и вот так отыгрываются, бьют не чтобы задержать – а чтобы подорвать здоровье, чтобы искалечить. Но Башлыков не отключился, ненависть бурлила в нем подобно зловонному вареву и не давала уйти… он должен был видеть все до конца. Потом – кто-то заорал – «хватит, отскочили!» – и его подхватили под руки и потащили в остановившийся рядом черный микроавтобус…

Башлыкова везти было недалеко – здание УФСБ было совсем рядом. Его протащили не в основное здание, тут рядом был музей и были свободные комнаты, где присутствие «нелегального арестованного» не будет заметно для возможных проверяющих. Никто не знал, что с ним делать… один из оперов позвонил своим знакомым в Ижевск, выяснил, что опер по имени Дмитрий Башлыков действительно существует и действительно куда-то пропал. Про то, что произошло в Ижевске – все знали и теперь – не знали, что делать.

Дело в том, что ФСБ, равно как и другие правоохранительные органы – в общем-то вещь в себе. Еще со времен Андропова, когда оперов наверстали будь здоров, намного больше, чем в стране было антисоветчиков и тем более шпионов – эта организация начала разлагаться, разлагаться от безделья. Если милиция разлагалась от жесточайшей палочной системы и идиотского тезиса о полной победе над преступностью – то КГБ, а потом ФСБ разлагалась от безделья. Все в системе понимали, что работы нет и большая часть сотрудников занимается откровенной ерундой – но никто не хотел поднимать этот вопрос, потому что тут же бы выяснилось, что ерундой занимается он сам. Вот от этого – пошли и выдуманные агенты и вербовки стукачей в университетской среде и «шпиёны» на заводах, которые выпускали болты и гайки. Потом – враги появились, настоящие враги – но липачам и бездельникам бороться с ними уже… как то не получалось. Проще было замести мусор под ковер и так там и оставить…

Постепенно между операми и разрабатываемым ими контингентом возникал некий странный симбиоз. Где-то его было меньше, где-то больше – но он был везде. Опера – особенно такие как в департаменте по борьбе с экстремизмом – начинали понимать, что только определенный уровень экстремизма позволяет оправдывать их существование, их работу, их зарплаты. Нет экстремизма – нет и департамента по борьбе с ним, есть экстремизм – есть и департамент. В свою очередь – и в националистической и в ваххабитской среде появились люди, которые отчетливо понимали всю выгодность работы осведомителем ФСБ. Если ты осведомитель ФСБ – то ты можешь творить все что угодно за исключением резонансного – и тебя не тронут. Твой куратор – привязан к тебе намертво, он зависит от тебя не меньше, чем ты от него, он вынужден покрывать тебя, потому что если ты совершишь что-то серьезное – то накажут за это его, как не контролирующего своего агента. В итоге – как и перед распадом СССР и националистическая и радикально – исламистская среда была буквально пронизана десятками, сотнями агентов – но при этом ничего не делалось для ее искоренения, что с одной стороны, что с другой. То, что власть больше преследовала русских националистов чем исламистов было ерундой… она преследовала только если не преследовать, делать вид что ничего не происходит было уже невозможно. В свою очередь – большая часть радикальных организаций радикальными были только на словах, даже исламисты – ограничивались горячими спорами о праведном и проклятьями в адрес власти на форумах [30] Автор отслеживал на джихадистском сайте одну интересную ситуацию. Из Пакистана записал русский мусульманин, уехавший туда на джихад, он попросил конечно же – денег на джихад. Через некоторое время – опубликовали второе его письмо. Как думаете – сколько денег послали? Ноль! Ноль!!! Он упомянул ситуацию на другом русскоязычном джихадистском форуме – там все с готовностью проклинали американцев, сыпали словами про джихад – но когда он намекнул про деньги, один из участников написал: ты что, на деньги нас развести хочешь? Но в этой ситуации – одиночки и мелкие группы действительно верящих становятся смертельно опасны. Про них – органы, может быть, и знают, но подозревают, что эти – такие как все. А когда выясняется обратное – бывает уже поздно… .