Дарёна Хэйл - Девочка с самокатом [litres]

Губы Эмбер сами по себе складываются в удивлённую «О».

Пусть у неё не было никаких определённых ожиданий относительно того, что собирается сказать Лилит, именно эти слова она точно не предполагала услышать. Фредди, с её холодным спокойствием, с её опытом и, конечно же, с её лошадью, которая так хорошо справлялась с живыми мертвецами и бросавшимися под ноги препятствиями, была, по мнению Эмбер, одной из главных претенденток на победу – даже несмотря на Вика и Лиссу с их мотоциклами.

И Калани, конечно. Как она могла забыть про Калани? А ещё Дженни и Джонни.

Нет, похоже, с главной претенденткой она поторопилась. Главными претендентами на победу были решительно все из финальной шестёрки. Каждый. А теперь в финальную шестёрку попадает и она сама, вот только Эмбер совсем не уверена, что может назвать себя претенденткой на что-то вроде победы.

Вопрос у неё в голове только один.

– Почему Фредди отказалась участвовать?

– Решила, что условия финала слишком туманны. Не захотела рисковать своей лошадью, – поясняет Лилит, и её глаза впиваются Эмбер в лицо. – Ты ведь следующая на очереди.

Эмбер кивает.

– Да, и я готова рискнуть своим самокатом. Поэтому я и пришла.

Просто сказать это – и всё. Сказать – и больше не сомневаться. Это получается легче, чем она думала, куда проще, чем до этого выходило справляться с волнением, и, как ни странно, намного естественней, чем звучали бы сейчас любые другие слова.

Лилит смотрит на неё, и в её глазах ясно читается гордость.

Может быть, Эмбер ещё не победила, может быть, и не победит, но она совершенно точно не подвела – ни Лилит, которая в неё верит, ни себя, которая просто хочет делать то, что ей кажется правильным, ни тех, ради кого она решила рискнуть.

В том, что финал будет рискованным, можно даже не сомневаться. И именно поэтому у Эмбер нет никакого желания выпытывать у Лилит подробности и детали. Пусть будет, что будет. Она как-нибудь справится.

А если нет… В худшем случае с ней случится то же, что с Джулианом, Люком и Сесиль – и, надо думать, тогда ей будет уже всё равно.

– Я болею за тебя, – говорит вдруг Лилит и пожимает плечами, сама не веря в то, что это сказала. Как организатор она должна быть нейтральной. – Просто подумала, что ты должна это знать.

Ещё недавно Эмбер была готова уворачиваться от объятий Лилит, а теперь улыбается, едва ли не впервые в жизни чувствуя, как это бывает, когда улыбка идёт изнутри, вырастает из самого сердца: сначала тепло зарождается где-то в груди, заполняет лёгкие, вместе с воздухом вырывается наружу, заставляет уголки губ дрогнуть и поползти вверх…

– У тебя нет другого выбора, – пытаясь скрыть смущение, Эмбер пробует отшутиться. – С моей помощью живые мертвецы едва не помяли тебе машину. Мне понадобится весь выигрыш, чтобы оплатить твой моральный ущерб.

Но Лилит не смеётся. Она остаётся серьёзной.

– Это было чем угодно, но не ущербом. – Она качает головой. – Скорее, одной из самых лучших находок.

Ещё больше тепла. Эмбер, привыкшая к холодной воде – упрёкам матери, ненависти Вика и всему остальному, смущается окончательно.

– Спасибо, – отвечает она, хотя вряд ли это самое подходящее слово.

Но, в конце концов, именно Лилит она обязана тем, что теперь внутри неё и вокруг неё так тепло. Не встреться они на короткой дороге – не было бы ничего и никого, ни плохого, ни хорошего, только то же самое, что и раньше. Одни и те же похожие друг на друга дни, которые когда-то казались вполне себе неплохими и в которые больше совсем не хочется возвращаться.

Если Эмбер по кому и скучает, то лишь по Хавьеру.

Если Эмбер когда-нибудь расстанется с этими гонками и этой гостиницей, она будет скучать сразу по многим.

Это, наверное, что-то да значит.

Тепло внутри превращается в жар, и Эмбер прижимает руку к груди, чтобы хоть немного унять его. Ей вспоминается другое тепло – в памяти всплывает, как горячий язык Ренли прикоснулся к её ладони, когда они подошли к двери в комнату Дженни, и Эмбер понимает, что память подкидывает ей картинки вовсе не просто так. Никто из организаторов ещё не знает, что в гостинице стало на одного жителя больше.

Вряд ли с новым питомцем могут возникнуть проблемы, живут же здесь Фредди и её Персефона, но всё же нельзя не сообщить Лилит об огромной собаке с оцарапанным носом…

Лилит воспринимает новость нормально. Давид – приходит в восторг.

– Животное – это не игрушка, – пытается объяснить ему Лилит, когда он заявляет, что каждый день после обеда будет играть с Ренли во дворе.

Давид с важным видом кивает.

– Конечно. Он станет моим другом. Как Калани и Стефан.

Стефан. Эмбер вспоминает открытую улыбку и тонкую мальчишескую шею, выглядывающую из-под ворота тёмной футболки, и просто не может не спросить:

– Как он?

Лилит открывает рот, чтобы ответить, но Давид опережает её, снова вжикая машинкой по полу.

– Было бы здорово, если бы он стал моим папой.

Щёки Лилит чуть розовеют. Эмбер с трудом давит смешок и тут же понимает, что ничего, совсем ничего не знает об отце Давида. Точно так же как и о своём собственном. Это заставляет её посмотреть на маленького улыбчивого мальчика по-другому, почувствовать с ним особое родство, а ещё – нет, не зависть, но радость. Можно быть уверенной: его вещи никогда не окажутся на помойке, и пусть вокруг него, судя по тому, что она видела, никогда не будет вереницы отчимов, но зато рядом с ним всегда будут друзья.

Что до Стефана… Эмбер на секунду представляет его рядом с Лилит (точнее, вспоминает, каким восторгом светились его глаза, когда он на неё смотрел, но это вполне объяснимо, на Лилит сложно смотреть без восторга или, по крайней мере, без уважения) и мысленно отмечает – глупость, конечно, но почему бы и нет. В жизни случается и не такое.

Не то чтобы у неё было много опыта в подобных вопросах.

Не то чтобы у неё было много опыта в подобных вопросах, и именно поэтому Эмбер легко выбрасывает мимолётную фантазию из головы. Ей нужно идти. Ей нужно рассказать обо всём Дженни и Джонни. Кстати, о Дженни и Джонни.

– Нет. – Одним словом Лилит разбивает все её аргументы. Оно сказано мягко, это слово, но твёрдо, и только после долгого взгляда глаза в глаза Лилит чуть смягчается: – Я поговорю с Антонио, Эмбер, но ничего не могу обещать.

Наверное, ей и не нужно ничего обещать – уже того, что Лилит попытается что-то сделать, более чем достаточно. Даже если Антонио не согласится, в рукаве Эмбер уже сейчас есть свой козырь. И пора выложить его на стол – во всяком случае, перед теми, кто ей дорог. Так что, попрощавшись с Лилит, она спешит вернуться туда, где для Ренли наверняка ещё свеж её запах.

Усталость накрывает её по дороге. Спать хочется так нестерпимо, что на повороте Эмбер врезается плечом в стену, а на лестнице едва не падает, запутавшись в собственных ногах, но вовремя хватается за перила. Потревоженное колено немедленно отзывается болью, и именно боль, как ни странно, приводит в себя.