Евгений Южин - Угол

Неожиданно что-то шевельнулось в душе – это ведь не просто ребенок, это ведь мой сын, которого я, правда, никогда не видел. Преодолев тысячи километров, я внезапно осознал, что значит для меня это место, кто ждет меня здесь. Захотелось поступить просто – пойти и взять силой то, что принадлежит нам по высшему праву – праву жизни. Усилием воли подавив глупое желание, я посмотрел на мою скелле – как бы ее ни тренировали, но природа, женская природа должна была взять свое. Ана, молчаливая и спокойная, увлеченно занималась поздним завтраком, поглядывая на меня. Заметив мой взгляд, она замерла:

– Что?

– Потерпи еще немного. Надо чуть-чуть поработать.

Лицо девушки немного дрогнуло, и привычная маска скелле проступила на нем:

– Ну так работай, а не болтай.

Я вздохнул резонному замечанию и вернулся к планшету, который готовил к предстоящей аэрофотосъемке. Единственным способом быстро составить адекватный план монастыря было сфотографировать его с воздуха. Делать это предстояло под некоторым углом, так как летать прямо над поселком было неразумно. И я сейчас рылся во встроенном фоторедакторе, исследуя возможность искажать изображение, как бы придавая ему наклон. Позже я нанесу на этот план азимуты на маяк, снятые при непосредственном наблюдении на местности с разных точек. По их пересечениям я смогу определить с большой вероятностью, в каком домике расположилась кормилица с ребенком. Даже если Тарнух спит где-то в другом месте, то он наверняка посещает их несколько раз в день. Я лично видел его забирающим молоко для напарницы – маловероятно, что его он потом передает через кого-либо. У него слишком важный статус, он – ближайшее силовое прикрытие ребенка. И бог весть какие инструкции ему даны на незапланированный случай?

Лететь предстояло Ане. Моя задача – фотографирование. И я отправился снимать двери с самолета – если бы не необходимость в трансокеанских перелетах, я бы снял их совершенно. Всякий раз, как надо использовать летающую машину не как простое транспортное средство, мне приходится корячиться с этим створками.

Лобовое стекло фактически не перенесло путешествие. Лучшее, что с ним можно было сделать – убрать с машины. Удерживала лишь гипотетическая необходимость обратного перелета. Но и летать, ориентируясь лишь по боковушкам, было невозможно. Особенно когда речь шла о фактически рискованном разведывательном полете. Надо было хорошо наблюдать землю, чтобы избежать риска быть обнаруженным. Я не сомневался, что если нас засекут, то ребенка в лучшем случае перепрячут или возьмут под усиленную охрану самих скелле. В этот случае мы потеряем то преимущество, которое сейчас имели благодаря моей видимой для скелле стерильности как мага и неожиданности от нашего стремительного прибытия.

Поколебавшись, я все-таки решил его снять, хотя это и грозило окончательно испортить стекло. На практике это вылилось в лишние несколько часов напряженной работы.

Когда все было готово, день уже перевалил далеко за середину. Ана нырнула в остывающую после снятия стекла кабину, я готовил метатель, подвешивая его на веревках в дверном проеме, – мало ли что случится, у нас будет какой-никакой аргумент. В конце концов, я, сидя в дверном проеме, махнул девушке рукой:

– Давай, Ань.

Застоявшаяся машина дрогнула и резво подскочила в воздух, меня вжало в пол, я судорожно вцепился в края дверного проема.

– Потихоньку, девушка! А то опять меня собирать будешь по кусочкам! Это ты у нас любительница полетов без парашюта, а я точно летать не умею!

Ана ничего не ответила, ветер рванул в беззащитную кабину, забился в ушах, стараясь добраться до мозга. Я понял, что испытываю настоящее наслаждение: полетом, избавлением от жары, видом на окрестные горы и океан, величественно вознесшийся следом за нами над миром. Моя скелле, обожающая летать, на этот раз вела себя сдержанно и деловито – не набирая высоты, облетела по намеченному заранее маршруту окрестные долины и после стремительного зигзага через горные распадки выскочила на монастырь с севера. Девушка старалась держать машину на фоне окружающих долину гор, чтобы не привлекать внимание быстрым движением в совершенно чистом небе. К счастью, послеполуденная жара играла на нашей стороне, загнав обитателей монастыря по домам. Я сделал несколько снимков, убедился, что на них отчетливо просматривается небольшой поселок, вьющийся длинной лентой вдоль русла блестящей на солнце речки, и квадратное здание самого монастыря – обиталище скелле, выстроенное в стиле, более характерном для Мау, чем для погибшего континента. Видны были тенистые галереи, окаймлявшие внутренний двор и массивные дома-башни по углам. За самим монастырем долина резко сужалась, и река пробивала свою усыпанную камнем дорогу среди крутых склонов, поросших черным лесом.

– У меня все. Возвращаемся, – бросил я Ане, затем внезапно изменил свое решение. – Погоди! Забыл. Давай-ка я через трубу посмотрю на это безобразие.

– На, держи. – Она протянула мне устройство, лежавшее на пассажирском кресле.

– Семнадцать, – озадаченно пробормотал я, озирая монастырь.

– Чего семнадцать?

– Кого. Скелле – семнадцать штук. Я такого еще ни разу не видел. Все в монастыре. В поселке – чисто.

– Давай сожжем всех, разом. Остальные нам не указ. Что велим, то и сделают, – неожиданно кровожадно предложила моя скелле.

– Ань, заберем ребенка – жги на здоровье! Хотя там ведь могут быть такие, которые, как говорится, ни сном ни духом. – Посмотрев на недоумевающее лицо девушки, я пояснил: – Ну, ни при чем. Жили себе не тужили, и тут – трах, бах, приехали! Да и где наш сын, мы пока не знаем. – Я впервые открыто назвал его так.

Самолет резко просел, потом выровнялся и нырнул в узкое ущелье, пробитое речкой, оставляя монастырь позади. Я, сжав зубы и покряхтывая, молча ждал, когда скелле успокоится – главное – не свалиться.

***

Остаток вечера мы провели в лесу неподалеку от монастыря. Время поджимало, я не мог не вернуться в постоялый двор. Иначе пришлось бы объясняться, где я гулял все это время. Хотя по большому счету чем дальше, тем меньше меня это волновало. И причина была в тех данных, которые мы собрали. Тарнух носил кольцо с собой. Оно постоянно двигалось. В лесу, где мы устроились – в паре сотен метров от поселка, движение звездочки почти не было заметно, и лишь точные углы, снимаемые с секстанта, говорили, что маяк перемещается. За вечер Тарнух несколько раз ходил в монастырь, но чаще всего он болтался около одной точки. Когда мы изменили наше положение, чтобы снять углы с нового направления, мы уже ждали его возвращения в это место. Нам повезло – он не просто в очередной раз явился туда, он вернулся туда после похода в Угол. Если он ходит в таверну за молоком для ребенка, то это – след. После этого он уже никуда не уходил, оставаясь на месте, и мы решили, что этого достаточно. Ана отправилась назад на гору, а я – прямо по лесу вниз, в постоялый двор. Мы договорились, что завтра с утра я, обработав данные и определив домик Тарнуха, вернусь вместе со вкусняшками обратно в лагерь. В зависимости от того, где остановился охранник, мы решим, будет ли участвовать в ночном налете скелле или мне предстоит работать в одиночестве. Критичной была дистанция, на которой скелле, хорошие скелле, могли видеть друг друга. Обнаружение Аны могло превратить все наши мучения в бесполезную трату времени.