Евгений Южин - Угол

***

Ребенок спал, взяв свое у измученных родителей. Я сидел, привалившись к стволу черного дерева, попивая раствор пастилы из личных запасов. Ана грызла какую-то сладкую палку – что-то вроде сахарного тростника, только маринованного и высушенного до твердости стали. По вкусу местное кулинарное чудо напоминало помесь лакрицы и сливовой пастилы, только, повторюсь, жесткой. Но скелле, как выяснилось, обожала эти сухие палки – напоминание ее детства. Она на мгновение оторвалась от увлекательного процесса:

– Илья, а что ты будешь делать, когда мы вернемся?

– То есть? – я вынырнул из своих мыслей, касавшихся гораздо более близкой перспективы.

– Ну, я про храм. – Ана странно смотрела на меня.

– Ты про тот, что в Арракисе?

– Да.

– Не знаю. Но то, что попробую его разбудить еще раз – точно. Жутко любопытно, что дальше будет! А почему ты спросила?

Ана замялась и ответила не сразу:

– Просто я знаю немного больше, чем ты. И мне почему-то не хочется, чтобы ты это делал.

– Ань, если ты что-то знаешь, то расскажи, и мы вместе обдумаем это. Я точно не буду делать ничего безрассудного или опасного. А вот так – не делай, потому что я не хочу – это мне непонятно.

Скелле молча грызла свое лакомство, я ждал.

– Мне особо и рассказывать тебе нечего. Понимаешь, это все легенды. Их очень много, и каким верить, а каким нет – не ясно. Просто, в конце концов, после пробуждения храма по всем историям начиналась новая эпоха. Ну, не совсем после пробуждения. Эли появились намного раньше. Но только когда построили храм – жизнь на Мау изменилась навсегда. То, что ты называешь цивилизацией, родилось именно после этого.

– И что же здесь страшного или пугающего?

Ана вздохнула:

– Как будто ты не знаешь, чем это закончилось!

– Ань, между строительством храма и Катастрофой прошла почти тысяча лет! Тебе не кажется, что называть причиной Катастрофы событие, которое произошло за столетия до нее, – слегка ошибочно? – Я немного помолчал. – Мне кажется, что ты чего-то не договариваешь. Вряд ли тебя пугает то, что может случиться через тысячу лет. А может, и не случиться, кстати.

– Нет, – тихо ответила девушка. – Меня пугает то, что может случиться сразу после этого.

– Ну так говори!

– По легенде храм разбудили Атрих и Скелла. Атрих, кстати, был элем. Так вот об этом не говорят простым людям, но в ордене знают, что их жизнь после этого была совсем не простой. В конце концов они расстались, Атрих ушел в свой мир. Скелла осталась одна. Это, конечно, глупости все. Но ты пойми, наша история один в один, как у них! Эти скелле с востока потому и запали на тебя! Ты для них эль! Настоящий! Я не хочу, чтобы все было как у них!

– Ань, что за глупости?! Поверь, Атрих точно не был с Земли! Этого уже достаточно. И Скелла твоя тоже вряд ли была на его родине! У нас наша жизнь – у них была их. Ничего не повторяется – даже звезды умирают рано или поздно!

Девушка неожиданно очень грустно прерывисто вздохнула. Мне стало ее безумно жалко, и я, как обезьяна, на четвереньках подполз к ней и обнял.

– Я знаю, что ты это все равно сделаешь, – это судьба, – очень тихо проплакала она.

– Поверь, никто не знает будущего. Я тоже не знаю. Зачем бояться того, что может никогда не наступить? – ответил я ей, имея в виду не далекий храм, а близкую встречу.

Сам был зол. Злился он прежде всего на самого себя. Привык к своему статусу, привык, что любой аристократ имеет иммунитет против скелле, привык к положению, связям, возможностям. Но совершенно забыл, что Угол – это не Мау. Это лишь маленький кусочек суши, захваченный орденом. Орденом, а не Мау. Законы светской власти здесь не действовали, как не действовали они на территориях монастырей скелле на родине. Сам был здесь гостем, не более того. Конечно, местная община не существует совершенно изолировано от материка, и его статус что-то значит, но не тогда, когда ты вламываешься в чужой дом. Особенно если это дом могущественного магического ордена.

Поначалу ему ничего не объясняли, просто стоило шлюпке пристать к допотопному причалу, как наверху появилась тройка монашек. Они дождались, когда Сам с людьми выберутся на берег, после чего, не говоря ни слова, отключили его. Очнулся он уже, судя по всему, в монастыре. Надо отдать должное, его не пытали и даже не допрашивали. До обеда, когда его покормили, он даже не понимал, что происходит. Все точки над «и» расставила пожилая скелле, представившаяся старшей сестрой и заявившаяся в его очень скромную комнату сразу после еды.

– Сам Ур? – сестра демонстрировала привычное презрение, было ощущение, как будто ей неприятно даже общение с этим простым человеком. Тем не менее она заявилась лично – значит, что-то он все же значит.

– Это я. Почему меня захватили?

Сестра отмахнулась, не желая участвовать ни в каких переговорах:

– Ваша дочь и ее слуга захватили то, что им не принадлежит!

Сегодня вечером состоится обмен – ваша жизнь в обмен на ребенка, которого будет воспитывать орден. Я надеюсь, что во время встречи вы будете вести себя благоразумно и не заставите нас применять к вам искусство. Ваша задача – молчать и делать, что вам велят. До вечера вас покормят еще раз. – Уже полуобернувшись, собираясь уходить, бросила: – Если не хотите участвовать в обмене в качестве тушки, будьте паинькой!

Скелле ушла, и Сам едва не зарычал от бешенства на самого себя. Выходит, Ана с Илией добились своего, а он – старый самонадеянный дурак, испортил все. Что стоило ему оставаться на рейде, пока дочь не выйдет на связь? Что стоило отправить на берег разведку? Нет! Поперся лично, как будто он сам скелле и его не посмеют тронуть местные сестры. Ну что же, пришла пора отвечать за это. Главное, что он теперь знал – ребенок у дочери. Его внук! Интересно, посмеют ли скелле убить главу могущественного рода, когда обнаружат уже свою ошибку. Сам ни на секунду не сомневался, что Ана не пойдет на обмен. На войне как на войне – он сам виноват в своей ошибке, он ответит за нее. Лишь бы дочь не решила устроить сражение – Сам отчетливо понимал, что против целой обители у нее нет шансов. Сердце сжалось от боли – зная свою дочь, он понимал, что такой вариант очень вероятен. А это значит, что из-за своей глупости он рискует теперь потерять еще и свою дочь! На мгновение мелькнула странная мысль – убить себя, отнимая последний шанс у сестер, но это значило бы покрыть себя позором – негласный кодекс требовал умереть либо в бою, либо замученным врагом. Избегнуть такой смерти самоубийством – постыдная слабость!

Время до вечера тянулось невыносимо. Единственное окно в его комнате выходило на север, и даже лучи солнца не проникали внутрь, чтобы он мог следить за их движением. Он постоянно вскакивал, услышав любой шорох за запертой дверью, но каждый раз та оставалась закрытой. Когда, наконец, она открылась, Сам уже не реагировал, погрузившись изможденным сознанием в прострацию. Его покормили, сменили воду, и не успел он вновь упасть на одинокую кровать, как дверь открылась снова, но в нее никто не зашел.