Андрей Но - Субъект. Часть первая [publisher: 1С-Паблишинг]

Впрочем, был момент, когда от сказанного по телефону он подскочил и стал крайне взволнован. Меня тогда бросило в панику, и я уже начал ощупывать все стоявшие на моем пути к выходу замки, но он буквально через пару минут снова преисполнился надменной невозмутимости и снова развалился в кресле.

Разумеется, даже с нынешним навыком владения своими способностями я мог позволить себе сбежать. Мне ничего не стоило заставить щелкнуть задвижки на замке, а те, что не захотят так просто щелкать, откроются ключами, которые я вызволю прямо из кармана ничего не подозревающей стражи. В случае если стража все же что-то заподозрит, в моих силах было обеспечить им скоропостижную погибель, перемкнув всего несколько сосудов. Да какие несколько! Буквально одного достаточно, чтобы вызвать необратимые проблемы, или же можно было бы и вовсе, без всяких заморочек, повредить митральный клапан в сердце и идти дальше, оставив за своей спиной предсмертный хрип. Вот только меня объявят в розыск по всему городу. А при учете метода, к которому я прибегну при побеге, – по всей стране.

К такому я не был готов, да и убивать столь хладнокровно ни в чем неповинных людей точно так же было ниже моих моральных принципов. Но сидеть и дальше вот так просто, на этой чужой рубашке, я больше не мог.

Время близилось к полуночи, и потому в участке оставались только дежурившие и заключенные. Я мысленно проложил маршрут от своей камеры до окна в пустующей комнате на первом этаже как самый оптимальный вариант – всего лишь три замка на пути к свободе и всего один дежурный – тот самый мужик, который время от времени приносил мне пищу. Я должен был мимо него пройти, оставшись незамеченным. Желательно, без нанесения тяжкого вреда здоровью. Вариантов было множество: либо как-нибудь отвлечь, либо заставить его погрузиться в сон, либо временно подавить его зрительное и аудиальное восприятие. В общем, методов было не счесть, вот только как их воплотить, я ни черта не знал.

Усыплять его было бы слишком опасно. Кто знает, проснется ли он потом вообще. Манипуляции с органами чувств могли оставить его навсегда глухим или ослепшим. Все это требовало прямого вмешательства в его мозги, где любая неуклюжесть могла закончиться весьма плачевно. Что же касалось отвлечения внимания или временного помутнения рассудка, что в данном случае казалось предпочтительнее, то вообще требовало вмешательства в сам ход его мыслей. Вот только проблема была в том, что мыслей, как таковых не существовало.

По-крайней мере, со стороны их невозможно было наблюдать. Это было чем-то призрачным и индивидуальным, видимым одному лишь их создателю, это было тем, что сооружено сугубо личным алфавитом образов за счет неповторимой комбинации сигналов. Нейрохирург был прав. Нет лучшего места для шифрования информации, чем головной мозг, воспринявший, конвертировавший и запомнивший её на свой определенный лад. Не было ничего более неуловимого, чем мысль, ведь она своего рода свет, отбрасываемый на стену из чрева кинопроектора. Непрерывный фильм, единственным зрителем которого выступает наше Я; оно же – единственное, что по-настоящему способно распознать весь этот хаотичный вихрь образов, транслируемых на стену.

Так что внедрить ему команду «пошёл отсюда вон» я не мог. Но какими бы неуловимо быстрыми и запутанными чужие мысли ни казались, каждая из них рождалась на взлетной полосе, равно как и каждая из них заканчивала свой путь на посадочной площадке. Источник и адресат, кинопроектор и стена, они же – самые разные отделы мозга, все-таки представляли собой материал. Сами по себе корпуса клеток нейронов и нейромедиаторы [33] Нейромедиатор – биохим. биологически активное вещество, посредством которого осуществляется связь между нейронами. , эти почтовые голуби, летающие между ними, едва угадываемые, так же имели какую бы то ни было материальную плоть, хоть и состоящую всего-навсего из дюжины молекул. Так что формально все мысли были для меня материальны. А значит, они точно так же, как и всё остальное, были целиком и полностью подвластны мне.

А значит, пришло время сознанию охранника посмотреть кинофильм другого жанра. Мысль ему я не внушу – так заставлю её самостоятельно в его голове возникнуть…

– Тебе снятся кошмары?

– Иногда.

– И ты, в основном, в них убегаешь?

– Ну да, в основном только это и делаю.

Губы профессора нейрофизиологии тронула снисходительная усмешка. Прикрыв веки, она положила руку на плечо пухленькой, миловидной студентке и продолжала:

– По бесконечным коридорам, катакомбам, безостановочно меняющимся локациям, – она кивала, – но ускользнуть все равно никак не удается?

– Пробуждение считается? – подумав, предложила девушка.

Профессор светло улыбнулась, проведя ребром ладони по ее щеке. Девушка с легким недоумением отстранилась.

– По сути, это выход из игры. Но в рамках сна, – её лицо посерьезнело, – нет, не считается.

– Тогда нет, не удается, – отрезала студентка.

– А от кого ты убегаешь? – вкрадчиво спросила лектор. Та нахмурилась, пытаясь вспомнить. Но нет. Бестолково пожав плечами, она качает головой.

– Не знаю. Не помню.

– Как можно помнить то, чего и не было? – повысила голос профессор. Убрав руку с ее плеча, она вернулась к доске. – Во сне угроза зачастую принимает не более чем абстрактный характер. А если начать ее искать, то понимаешь, что её и нет вовсе.

В жизни между нами и угрозой всегда работает посредник – миндалевидное тело, – она обвела указкой область на плакате с человеческим мозгом, – наш эмоциональный центр, основные направления которого – страх и гнев, – оно-то её, угрозу, и изобличает… и дает нам команду бежать или обороняться. Во сне так же не обходится без её участия. Она просыпается при виде спроектированной подсознанием опасности, ожившей и восставшей из могилы наших болезненных воспоминаний…

– Но порой, – она понизила голос, – посреди сна миндалина начинает сигналить вхолостую. И это те самые редкие моменты, когда мы способны вдруг испытать ничем не обоснованный, но невыразимый страх.

И если в реальности страх может быть неполным, сомневающимся, с примесью других эмоций, то во сне он чистый, беспримесный. Неподдельный и совершенно непередаваемый.

Это то самое чувство, когда буквально весь мир съеживается у тебя на глазах, а чувство тревоги бьет в набат. Абсолютная уверенность, что опасность где-то совсем неподалеку.

Она замолкла. В аудитории как будто бы исчезло дыхание. Стояла давящая тишина, каждый ушел в свои воспоминания о бесконечных и жутких коридорах.

– И в то же время, – всколыхнула всех профессор, – эта уверенность ничем не подкреплена. Те из вас, кто додумывается в момент улепетывания от опасности во сне оборачиваться или поглядывать на себя со стороны в надежде разглядеть того, кто за ним следует, почти всегда убеждались, что угроза чаще всего размыта, а порой и вовсе неразличима.