Кристи Голден - Battlefront II. Отряд «Инферно»

— Пожалуй, да. Подъем в пять утра. Зарядку можешь сделать во дворике, и в комнате для тебя приготовлена чистая форма. Будь готова к отправлению в семь утра. И работать ты будешь не за столом с планшетами. Можешь идти.

— Иден опешила от негодования, которое вызвал у нее этот приказ. Она стояла неизмеримо выше Глэб, и на короткий миг у нее возникло искушение напомнить женщине-аквалишу об этом факте. Но Глэб играла ключевую роль в плане и по-своему оказывала Империи важные услуги.

Иден все равно собиралась уходить и знала, что скоро переключится на саму операцию. Пускай Глэб насладится недолгим ощущением превосходства.

Комната оказалась на удивление приятной, хоть и не такой роскошной, как у бывшей — а теперь и нынешней, пожалуй, — начальницы. Обстановка состояла из маленькой, аккуратно застеленной кровати с тумбочкой и раздвижной лампой и столика, на котором лежал планшет... с голопроектором.

Наверное, это была трусость, но Иден решила сперва просмотреть сообщение от отца. Выходить на связь на этапе ареста и трибунала для него было бы слишком рискованно, но эта конкретная запись была адресована Глэб.

Голограмма отца была не больше ладони, но даже в миниатюре он выглядел властно.

— Если ты смотришь это послание, следовательно, ты благополучно прибыла на Вардос и находишься в своей комнате в резиденции Глэб. Это означает, что этот этап мы прошли без сучка и задоринки, и теперь тебе остается лишь ждать. Я, однако, не сомневаюсь, что ты не ударишь в грязь лицом и проявишь должное упорство. Конечно, до сего момента ты была лишена возможности следить за событиями, даже публичными. Глэб введет тебя в курс дела, и я послал несколько бутылок бренди, чтобы... э-э-э... смазать канал информации и выразить признательность Империи за ее содействие.

Иден фыркнула. Вот, значит, откуда взялись бутылки.

— Остальные также уже выдвинулись в точку сбора, — продолжил адмирал Версио. — Я поддерживаю с ними лишь спорадический контакт, поэтому в основном они, как и ты, предоставлены сами себе. Но я убежден, что вскоре все вы встретитесь на главной базе «Мечтателей» и продолжите действовать согласно плану. Пока же рекомендую по возможности — не отягощая вины — поддерживать образ и напоминать о себе. Глэб позаботится об этом.

«Не сомневаюсь», — кисло подумала Иден.

— Если произойдут какие-то события, о которых тебе следует знать, она сообщит.

Голограмма исчезла. «Даже не попрощался и удачи не пожелал».

Иден опасалась, что отец скажет нечто, не предназначенное для чужих ушей, поэтому и решила просмотреть сообщение Версио в комнате, вдали от любопытных глаз. Однако, окинув взглядом маленькое помещение, она осознала, что с самого начала событий не была на улице — во всяком случае, без компании трех-четырех штурмовиков. Глэб говорила о каком-то дворике, и внезапно Иден испытала непреодолимое желание бежать даже из этого не столь уж обременительного заточения.

Она взяла голопроектор с собой. Даже если кто-то подслушает, второе сообщение никак не навредит операции.

Затянутое тучами небо прояснилось, и дворик оказался на удивление приятным. Зелени, конечно, было маловато; на этой планете вообще было не много зелени, хотя она и не была экуменополисом наподобие Корусанта. Во всяком случае, пока что.

Зато здесь росло дерево шин’я. Согласно традиции, его посадили таким образом, чтобы ветви свисали над маленьким каменным бассейном. Вода не была стоячей, а медленно перетекала через плоский край во второй бассейн. Оттуда она уходила в трубу, где незаметно подвергалась быстрой и эффективной очистке, после которой ее даже можно было пить. В зеркальной поверхности отражались голубое небо и яркие листья. Дерево зашелестело от легкого ветерка, и багряный лист, оторвавшись от ветки, спланировал в бассейн.

Тонкий красный завиток лениво закружился в воде, вымывавшей пигмент. За первым последовали второй, третий, четвертый. Казалось, будто из умирающего листа вытекает кровь. По народным поверьям, некогда дерево было молодой женщиной, которая перерезала себе вены, когда ей запретили выходить замуж за любимого.

Вода медленно, как на похоронах, несла опавший листок с его пышным багряным шлейфом к краю бассейна. Иден смотрела, как он завис на кромке, затем грациозно свесился вниз и скрылся из виду.

Деревья, как ни парадоксально, сохранились благодаря отцу, который объявил их символом преданности планеты Империи. Демонстрация деревьев превратилась в излюбленное времяпрепровождение для всех, кто хотел заручиться расположением Империи — то есть буквально всего нечеловеческого населения, у кого было место, где их сажать.

Случилось это еще до рождения Иден, но голозаписи отцовской речи — той самой, после которой ему воздвигли красную статую, — она смотрела столько раз, что почти запомнила наизусть. Особенно знаменитые строки: «Некогда Дева из Шин’я во имя великой любви отдала свою кровь, всю до капли. Так же и мы, жители Вардоса, народ Шин’я, отдаем нашу кровь в героической битве во имя любви к нашей Империи».

Иден всегда забавляло, что считавшиеся символом вардосского патриотизма деревья были чисто декоративными. Они не давали плодов, а их древесина не годилась ни на мебель, ни на дрова. Они были в буквальном смысле бесполезны — если не считать пропагандистской ценности и внешней красоты, — но такая мелочь, похоже, ускользнула от внимания отца. Для Версио деревья стали символом, и этого оказалось достаточно, чтобы им даровали амнистию, когда остальная растительность планеты пала под натиском дюракрита.

В любом случае Иден была рада, что эти деревья пощадили. У нее остались смутные воспоминания о доме, где было много рисунков белых деревьев и плачущих красных листьев, а мать и отец улыбались и говорили друг другу теплые слова.

Иден поморщилась. Откладывать дальше было ни к чему. Она села на каменный бортик, осторожно поставила голопроектор и включила его.

И тихо ахнула.

Мать — ее прекрасная, лучезарная, постоянно улыбающаяся мать, которая, несмотря на медленное угасание, всегда следила за своим видом, — выглядела ужасно. Огромные выразительные глаза покраснели, волосы были растрепаны. Казалось, что она смотрит прямо на дочь.

— Даже не знаю, что сказать, — проговорила Зихей. На последнем слове ее голос сорвался. — Мне пришлось самой искать информацию в Голосети. Сперва я просто не могла поверить. Сказала Гаррику, что тот блондинчик поймал тебя в ловушку. Что моя дорогая Иден, которая любит Империю не меньше, чем я, никогда в жизни не предала бы ее так, как пишут. Но оказалось, что ловушки не было. Мне сказали, что тебя отдадут под трибунал.

Я хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти тебя. Мне невыносима даже сама мысль, что я могу потерять тебя. Что бы ты ни сделала, какими бы ни были твои убеждения... это все можно изменить, только бы они не забрали мою малышку.