Дэвид Эннендэйл - Освободившиеся

Дыхание Курты Седды сбилось на благоговейный всхлип.

Он глядел во мрак, и мрак не пустовал. Его ожидало видение. Он практически мог его рассмотреть. Там отсутствовал свет. Видение состояло из настолько глубокой тьмы, что, будучи невидимым, оно при этом было настолько заметным, что обжигало глаза.

Это была фигура, но Курта Седд не мог различить, какая именно. Она была слишком огромна. Контуры лежали за границами восприятия. И все же его долгом было узреть ее. Долгом, чтобы…

Чтобы…

Чтобы сделать что?

Он покачнулся, зашатавшись на краю обрыва. Потянулся вперед, как будто руки могли ухватить его цель. Полное откровение оставалось сразу за пределами досягаемости. Скользило по краю его души.

— Помоги мне, — взмолился он. — Уризен. Услышь меня, Уризен. Направь меня, Уризен. Я избран. Я принимаю эту истину. Укажи мне путь. Укажи, что я призван сделать. Уризен, научи меня.

Уризен . Он именовал Лоргара его титулом. Имя примарха не покидало его уст. Он не представлял себе то лицо, на которое смотрел всего несколько часов назад. Уризен. Не сам Лоргар, а тот, кем Лоргар должен быть. Голос истины, неизменной. Непогрешимой. В сознании Курты Седда очертания Лоргара и Уризена накладывались друг на друга, совпадая почти безупречно, но лишь почти. Лоргар мог ошибаться. Уризен был непогрешим.

Курта Седд был избран. Так провозгласил Уризен. И именно Уризен мог наделить его зрением, чтобы наконец увидеть окончательную правду.

Руки протянуты вперед, тело наклонилось до пределов равновесия, балансируя над пустотой.

— Направь меня, — и шепот падает во тьму.

Так мало нужно, чтобы упасть вместе со словами.

Так мало, чтобы цепи навеки ослабли, чтобы бремени пришел конец.

Плоть снова стала чем — то несущественным, очень далеким. Его душа была свободна, повиснув в черноте. Однако и душа также являлась бременем. Она была причиной каждого бремени — проклятием, добровольно оплетавшим себя цепями.

Полностью освободиться от бремени означало освободиться от своей души.

И теперь он узрел. Узрел, какую форму имеет видение.

Он узрел Октет.

Там, в самой глубине сети пещер Калта, в скале была высечена суть. Линии и изгибы туннелей, перекрестки и выходы залов — все это сошлось воедино, образовав символ. Восьмеричная руна многокилометровой длины ждала, когда ей дадут волю. Она не была завершена. Проходы обрушились. Другие были фрагментарны, они тянулись сойтись и завершиться, но обрывались на полпути. Октет вторгся в бытие и корчился в заточении нереализованной возможности.

Великое дело.

Курта Седд увидел то, что было, увидел то, чем это могло стать, и увидел, что должен совершить.

А затем, пусть Октет и существовал лишь частично, а его истинной силе еще только предстояло стать явной, но он раскрыл великую правду. Он взял боль жизни Курты Седда. Взял бремя. Взял противоречия, ложь, предательства и кровь, и придал им смысл. Как туннели сформировали его контуры, так и он взял отличительные черты страданий и явил их форму. Их фигуральные очертания. Они сложились в руну и донесли слова. Жизнь Курты Седда подошла к тому моменту, когда он смог понять откровение. Ему необходимо было сознавать бремя бытия, ощущать все его острия, детально знать этот груз, чтобы постичь ожидающий его переход.

Каждое бремя должно быть сброшено.

Прошлое, настоящее, само материальное тело.

А затем плоть сольется с варпом.

Великое дело.

Он был невесом. Освободившись от бремени, он шагнул вперед.

Рука схватила его за запястье.

Ток Деренот перехватил Курту Седда, когда тот уже собирался шагнуть в бездну. Мольбы капеллана направить его эхом разнеслись по пещерам и отразились от стен расщелины, куда провалились Ток Деренот и часть его боевых братьев. Ток Деренот последовал за звуком и отступающей тьмой до этого места. Еще секунда — и капеллан бы сгинул.

Ток Деренот потянул Курту Седда за правую руку, отведя его от пустоты и развернув.

— Капеллан, — сказал он. — Вы меня понимаете? Вы в порядке?

Он боялся узнать, что Курта Седд обезумел. Потеря предводителя роты вкупе с недавними потерями стала бы тяжким ударом. Усугубилась бы разница между более прагматичными и более набожными Несущими Слово. В отсутствие ясной цели рана, нанесенная уходом Легиона с Калта, начнет гноиться.

Мгновение Курта Седд молча глядел на него. Затем он выдернул руку из хватки Ток Деренота и снял шлем. Ток Деренот отступил на шаг назад. Глаза капеллана пылали. Они были широко раскрыты от полученного откровения, и в них сияло отраженное величие черного пламени. За десятки лет, прошедшие после Монархии, Ток Деренот нечасто видел лицо Курты Седда. Это была изможденная и измученная маска смерти, кожу на которой снова и снова умерщвляли накладывающимися друг на друга узорами рунических шрамов. Плоть покрывали глубокие раны от ритуалов. Их он наносил себе сам, как будто боль тела отвлекала его от боли в душе. Они вновь кровоточили, все они — как недавние, так и те, которым было уже более сорока лет. Голову Курты Седда покрывала густая пленка крови, а глаза глядели из своих гнезд с пугающей радостью. Капеллан переменился так же разительно, как после событий на Хуре. Поверх горечи и мучительной ярости, свойственных ему с тех пор, теперь появилась свирепая вера — решимость, которая могла сокрушать миры.

Ток Деренот чувствовал, как взгляд Курты Седда пронзает самую его суть и видит не то, кем он является, но то, кем он должен стать. Спустя несколько секунд глаза капеллана сфокусировались на нем и на настоящем.

— Брат, — произнес Курта Седд. В его голосе ясно слышалось едва сдерживаемое нетерпение. — Ты жив. Ты один?

— Нет. Есть и другие. Не уверен, сколько именно. Нас раскидало при падении.

— Отыщи их. Собери их. Приведи их сюда, — он указал на яму позади себя. — У нас есть работа. Боги ждут нас. Грядут чудеса.

Он толкнул Ток Деренота назад.

— Отыщи их, — сказал он. — Отыщи их!

Ток Деренот никогда еще не ослушался капеллана. Но сейчас мощь приказа заставила его пошатнуться. Сейчас ничто не смогло бы ослушаться Курту Седда. Сама скала пошла бы по его повелению. Ток Деренот развернулся и побежал обратно во мрак, вызывая по воксу своих братьев. Перед ним разносился голос Курты Седда. Теперь он уже не молил. Он проповедовал.

— Братья! — выкрикивал Курта Седд. — Перед нами конец! Конец врагам! Конец их надежде! Конец всей лжи! Здесь свершится переход! МЫ ОВЛАДЕЕМ ПОБЕДОЙ ВО ПЛОТИ!

Его голос гремел, словно землетрясение, определяя судьбу Пятой роты.

Это был рев истины.

Незавершенная обязанность.

Абсолют.