Петр Никонов - Ночи Кадира

— Это долгая история, мухтарам Сармад, а костер уже догорает. Но если коротко… Я родился на самом севере Империи, в герцогстве Клафтхорд, примерно в четырех тысячах километров к северу отсюда. Родился я в деревеньке Волчья Погибель, отец мой был охотником. Когда я подрос, началась Злая Война, и я сбежал из дома, записался в армию. Мне повезло, я не только выжил, но и приобрел друга, хотя многих других друзей я на войне потерял. Потом служил на юге, в Глареане, на границе. Однажды на наш форт напала группа альвов, из мятежных, не смирившихся с поражением в Третьей альвийской войне. И завертелась очень странная история, в результате которой я попал в Тайную Стражу Империи, и оказался на востоке в баронстве Флернох, герцогство Танферран. А через несколько лет случилась эпидемия, вся семья Императора умерла, и как-то так получилось, что мой друг Славий, с которым мы прошли и войну, и границу, и Флернох, оказался самым лучшим претендентом на престол. И теперь он известен как Император Славий Первый. Я же удалился на север, в маленькое баронство Кратхольм и стал вести довольно тихую жизнь, потихоньку наживая богатство — мне повезло найти заброшенные шахты бьергмесов. Но так сложилась жизнь, что год назад я снова понадобился Императору, и он убедил меня возглавить Тайную Стражу.

— То есть вы, Гленард?..

— Да, барон Гленард ан Кратхольм, командир Тайной Стражи Империи, Великий Инквизитор Андерриоха. Но какое это имеет значение у костра посреди пустыни в тысячах километрах от Рогтайха?

— Удивительно, порой, жизнь переплетает пути…

— И не говорите, мухтарам Сармад. Я, наверное, не должен всего этого рассказывать, я здесь вроде бы как тайно, инкогнито. Но почему-то у этого костра так спокойно, что мне просто не хочется врать. Да и вы мне рассказали интересные истории, вы заслуживаете откровенности.

— Скажите, Гленард, — караванщик задумался, — вы многих убивали в своей жизни?

— Многих. Но это было необходимо.

— Всегда?

— Нет, — признался Гленард. — Не всегда. Но те, кого я убивал, не были святыми людьми.

— Никто не святой.

— Никто. И я не святой тоже. Но, оглядываясь назад, я думаю, что если бы я не убил тех людей, наш мир был бы гораздо хуже.

— Опасная уверенность.

— Что делать, мухтарам Сармад. Это то самое цветное стекло моих иллюзий и убеждений, сквозь которое я смотрю и на прошлое, и на настоящее, и, в какой-то мере, на будущее.

— А когда у вас появилась страсть к собиранию интересных историй?

— У меня был друг на войне. Аллеран. Альв. Мы с ним прошли всю войну, только нас трое от первого нашего отряда и осталось — Славий, Аллеран и я. Его убили перед самым концом войны, две недели оставалось… Он был много старше нас со Славием, хотя казался ровесником. Наверное, он воспринимал нас не просто как друзей. Воспитывал нас, юнцов, как своих детей или младших братьев. Он-то меня и приобщил к истории, к книгам, привил мне страсть к легендам, к изучению других культур. В первую очередь, я стал изучать жизнь альвов, это мне здорово потом помогло. Ну, а затем, интерес проснулся ко всем культурам этого мира. Я понял, что все мы, хоть и отличаемся сильно внешне, но на самом деле, в глубине души, похожи, одинаковы, едины, несмотря на разные языки, разный рост, форму ушей или религию. Жаль, что многие этого не понимают.

— Жаль. А как Аллеран вас заинтересовал альвийскими историями? Вы ведь были деревенским парнем с севера, наверняка альвов не любили.

— Не любил. И к Аллерану поначалу относился крайне негативно. Ну как же, разведывательный отряд, а к нам альва-предателя прикрепили. Но потом был первый бой, где мы стояли плечом к плечу, прикрывая друг друга. И я нашел друга. А потом однажды вечером он начал петь у огня длинную грустную песню. Я спросил, о чем она. Он рассказал. И тогда я нашел интерес в жизни. Он много песен пел разных, любил их очень. Я даже потом пытался их переводить на имперский.

— Спойте что-нибудь, Гленард, — с улыбкой попросил старик.

— Что вы, мухтарам Сармад. Из меня певец, как из ведра морской корабль.

— Спойте, не стесняйтесь. А Хисса вам подыграет. Порадуйте девочку. Очень уж она песни любит.

— Ну, хорошо… — кивнул, Гленард, поколебавшись.

Хисса без труда подстроилась под непривычную мелодию и ритм. Музыкантом она была отличным.

Девушка внимательно смотрела на Гленарда широко открытыми глазами, перебирая струны.

Музыка завораживала, подхватывая слабый голос Гленарда и неожиданно облагораживая его. Песня, звучащая над пустыней, казалась красивее лучших оперных арий, звучавших под сводами императорского дворца Рогтайха.

Гленард умолк. Хисса почти машинально продолжала перебирать струны. По ее щеке скатилась слеза.

— Красивая песня, — наконец, прервал молчание старый караванщик. — Спасибо, Гленард.

— В оригинале она, конечно, звучит красивее. Я не слишком хороший поэт, а певец вообще отвратительный.

— Не скромничайте, Гленард. Вот, Хиссе понравилось, да и мне тоже очень. Эта песня о любви, но кажется, там есть что-то еще?

— Верно, мухтарам Сармад. У этой песни двойное дно. С одной стороны — это просто призыв к возлюбленной. Однако символы в песне говорят о том, что зовущий уже мертв, причем умер насильственной смертью. И его призыв к любимой довольно жуткий — он предлагает ей соединиться с ним в смерти. Вместе навек, но разве это то счастье любви, о котором все мечтают?

— Спасибо, Гленард. Мне будет, о чем подумать. А сейчас, пора уже спать, друзья мои. Вон, наши погонщики уже храпят, костер догорает, пора и нам. Вы можете расстелить свои одеяла вот здесь, у костра. Доброй ночи и приятных снов.

— Спасибо, Сармад. Доброй ночи. Доброй ночи, Хисса.

Засыпая, Гленард видел, что девушка и старик о чем-то шептались у костра. Хисса в чем-то убеждала отца, а тот мрачно качал головой. Но она не сдавалась, продолжая уговоры. Окончания спора Гленард уже не застал, провалившись в глубокий сон.

Проснулся он с первыми лучами солнца — то ли от света, то ли от рассветного холода. Потянулся, открыл глаза, обернулся вокруг. И буквально подскочил.

Вокруг было пусто. Ну, то есть рядом спал Витан, а чуть поодаль завтракали сухой травой их лошадь и ослик. Но ни Сармада, ни Хиссы, ни их спутников, ни каравана рядом не было. Как испарились.