Петр Никонов - Ночи Кадира

— Витан! — позвал Гленард, почему-то полушепотом. — Витан!!

— Да, ваша милость? — сонно пробормотал слуга.

— Витан, а где караван? Ты слышал, как они ушли?

— Ну, куда же они уйдут, ваша милость, в темноту что ли?

— Ну, так и где же они?

— Как где? — Витан неохотно приподнялся, оглянулся, и тут же вскочил, мгновенно проснувшись. — И правда, где же они, ваша милость?

— Сейчас посмотрим…

Гленард прошелся вокруг несколько раз, пристально вглядываясь в следы на земле. Всё было тщетно. Гленард прекрасно различал в пыли собственные следы и следы Витана, проследил, как они пришли, как сидели. Но никаких следов ни караванщиков, ни их товара, ни верблюдов, ни ослов найти так и не смог. Словно испарились.

Не нашел он и ни малейших следов вчерашнего костра, а уж угли-то должны были остаться. Там, где вчера сидел пожилой караванщик, лишь лежал большой серый камень, из-под которого тоненькой струйкой сочился едва заметный ручеек.

— Жопа демона, чудеса какие-то… — Гленард обескураженно сел на свое одеяло.

— Ничего не нашли, ваша милость?

— Ничего… В смысле, совсем ничего. Как будто здесь, кроме нас, вообще никого не было. Но ты же помнишь и караван, и Сармада, и Хиссу? Мне же они не привиделись?

— Помню, ваша милость. И как вы пели, помню. А вы же помните, ваша милость, как старик про гулей рассказывал. Про призраков, которые кровь людскую выпивают, а потом с рассветом исчезают… Может, это они и были?

— Я не верю в эти рассказы. Но, пожалуй, нам действительно ничего больше не остается, кроме этого предположения… Но почему же они тогда нас не убили?

— Не знаю, ваша милость, но не могу сказать, что я опечален тем, что они не довели свою работу до конца.

Гленард покачал головой и начал собирать одеяло. И тут его рука на что-то наткнулась, и он вытащил из складок одеяла золотое ожерелье с большим изумрудом, которое он вчера видел на шее девушки.

— Витан… — ошарашенно прошептал он.

— Ох, — слуга подошел и остолбенело разглядывал ожерелье. — Видать, ваша милость, ей понравилась ваша песня.

— Ты думаешь, что?..

— Да, ваша милость. Похоже, она нас спасла. Убедила Сармада и его свиту не трогать нас. И оставила вам на память подарок.

Витан огляделся вокруг, а потом хлопнул себя по лбу ладонью.

— Ну, конечно же, ваша милость! — он протянул руку, указывая на камень и ручеек рядом с ним. — Их имена! «Сармад» означает «вечный», он наверняка живет в этом камне. Он, скорее всего, гуль. А «Хисса» — это одновременно и «морская», и «судьба». Я думаю, что она перия, живущая в этом источнике.

— А остальные?

— А не факт, ваша милость, что остальные вообще были. Может, это иллюзия, мы же с ними не разговаривали. Ну, или еще другие духи здесь собрались, а потом разошлись по домам.

— Может и так, — Гленард обернулся и поклонился камню и ручейку. — Спасибо вам, Сармад и Хисса, и за гостеприимство, и за интересную беседу, и за ваши рассказы, и за ваш подарок. А больше всего спасибо вам за то, что оставили нас в живых. Я не забуду вас. Судьбы странным образом пересекаются. Кто знает, может, свидимся когда-нибудь еще в каком-нибудь из миров… Желаю вам найти свой покой и свое счастье, каким бы вы его себе не представляли.

Через десять минут они уже снова флегматично ехали по едва различимой дороге на север. Утреннее солнце уже начинало пригревать, не теряя времени даром, но Гленарда пробил морозный озноб. Он только сейчас осознал, в каком опасном приключении они побывали.

— Ты уверен, что мы не сбились с пути? — Гленард озадаченно огляделся.

— Да, вроде бы, нет, ваша милость… Дело к полудню, а солнце у нас за спиной. Значит, едем на север. А что вас беспокоит, ваша милость?

— Да, как-то странно. Я понимаю, что дорога не слишком популярная, но мы с утра никого не встретили. И вообще, никаких следов вокруг — ни конского навоза, ни обрывка ткани, ни уголька от костра. Словно здесь вообще никто не ходит. Вчера и позавчера по-другому было.

— Ну, может быть, сегодня просто день такой, ваша милость. И места более глухие.

— А, кстати, про места. Я думал, что мы по самому краю пустыни пойдем. Ну, как вчера — кочки с сухой травой, кусты. А здесь, смотри, вообще растительности нет, голая земля. А там, впереди, что? Песчаные холмы?

— Их называют барханы, ваша милость.

— Ну, хорошо, барханы. Я про них читал. Но они же, как я понимаю, должны быть совсем в центре пустыни. Или далеко на юге. А мы же на краю. Откуда они здесь?

— Не могу знать, ваша милость. Я, как и вы, впервые здесь. Может, так и должно быть? Может, пустыня продвигается на запад? Говорят, пустыни разрастаются в сухие сезоны.

— Ну, может, и так…

— В одном я уверен, ваша милость: идем мы на север, не сворачивая, и сегодня весь день, и вчера, и позавчера. Разве что солнце на другие стороны света поворотилось, тогда только можно сказать, что идем не туда. А если солнце на своем месте, то и мы идем правильно.

— Странно всё это… Я с тобой согласен, но странно. Да и жарче сегодня. Еще полудня нет, а дышать уже тяжело.

— Так то ж пустыня, ваша милость. Жара и песок. Песок и жара. Но, ваша милость, нам бы в тени какой самую жару-то переждать бы, а? И нам полегче, и скакуны наши, смотрите, совсем уже из сил выбиваются. А печёт всё сильнее…

— Да я бы рад, — Гленард пожал плечами. — Только где же мы тень-то найдем? Ни деревьев, ни кустов. И барханы впереди пологие, от высокого солнца за ними не спрячешься.

— А вон там, ваша милость, присмотритесь, слева. За барханом, над верхушкой его. Это не скала торчит?

— А и правда. Откуда она здесь? А, это, наверное, остатки старого южного отрога старика Башрайга. Ветер и песок почти сравняли низкие горы с землей, но часть скал, видимо, осталась. Давай, доберемся до них, поищем какое-нибудь укрытие. И сами передохнём, и животинкам нашим отдых дадим.

До рыжих, почти красных, скал, изъеденных ветром, они добрались где-то через полчаса. Еще минут двадцать ушло на то, чтобы найти удобную расщелину, где в тени удобно укрылись и Гленард с Витаном, привалившись спиной к каменной стене и утомленно передавая друг другу бурдюк с водой, и лошадка с осликом, жадно погрузившие носы в налитую в кожаные ведра воду.

— Что-то действительно жарковато, ваша милость. Я не помню, чтобы кто-то мне рассказывал, что в этих местах бывает такая жара. Ну, ничего, отдохнем часа три, а потом станет прохладнее, и сможем ехать, хоть до темноты.