Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

— Да что ты все ходишь? — спросила Светка. Сама она пристроилась в старом кресле-качалке и, прикусив язык, словно старательная школьница, вывязывала на спицах какой-то пестрый квадратик.

— Натуральное хозяйство? — удивился он.

— Васильевна научила. — Она отставила руку, удовлетворенно рассматривая результаты своего труда. — Ты знаешь, оказывается, это совсем нетрудно.

Равнодушное пространство за окном вдруг показалось пугающим, и он вновь задернул занавеску. Сумерки стремительно густели, насыщаясь водой, и казалось, он различает во тьме шепот.

Почему-то было не по себе.

Подошел к Светке и, встав за креслом, обнял за плечи. И опять почувствовал: что-то не то — вместо того чтобы привычно прильнуть, тело напряглось под ладонями.

— Там кто-то есть, — тихо сказала она. И в очередной раз подивился ее чуткости — казалось, она способна была улавливать даже те события, которых еще не было: словно они плыли ей навстречу и волны от них, точно круги на воде, мягко обтекали ее.

— Тебе… — Больше он ничего не сказал, потому что доски крыльца мягко скрипнули. Обернулась к нему, лицо мягко мерцало в полумраке комнаты.

— Может, Фил? Он тут все просился в преферанс поиграть…

— А кто еще? Сама знаешь, в какую рань они все ложатся спать.

Кто-то топтался на крыльце, не решаясь войти.

Рывком распахнул двери. Яркий четырехугольник упал на мокрые доски и запрыгал по ступенькам вниз — туда, где четкая граница света и тени расползалась, дробилась во множестве выбоин, наполненных водой.

Светка отложила вязание и тоже вышла на крыльцо.

— Сережа, — шепотом сказала она, — погляди.

К сырой бревенчатой стене дома жалась крохотная фигурка.

— Эй, — тихонько сказал он, — ты чья?

Девочка отделилась от стены. Теперь, когда она вступила в полосу света, он понял, что она старше, чем казалась вначале: лет десяти. Худенькая, хрупкая, почти прозрачная. В русых прямых волосах сверкала и переливалась водяная пыль.

— Ну, заходи, — и отступил, освобождая проход, — не бойся.

Девочка молча скользнула в дом. Платье — такое мокрое, что даже не понять, какого цвета, — облепило тощую фигурку. Он поймал удивленный взгляд Светки, молча пожал плечами.

— Ты чья? — повторил. Девочка смотрела на него прозрачными, почти бессмысленными глазами.

— Да оставь ты ее, — недовольно сказала Светка, — погляди, она ж вся мокрая. Ей же холодно!

И уже девочке:

— Снимай скорее.

Та, отвернувшись, покорно стянула через голову бесформенную потемневшую ткань и оказалась в полотняных трусиках. Спина у нее была совсем незагорелая, с выступающими лопатками и острыми позвонками.

Светка отобрала у нее мокрый комок материи и, сняв с крюка его любимую купальную простыню, набросила на девочку. Закутала, начала растирать.

— Ты не очень-то, — заметил, — ее наверняка мать ищет.

Обернулся к девочке:

— Где твоя мама?

Та поглядела на него пустыми глазами. Он вздохнул.

— Какая-то она… Может, дурочка местная?

— Ты ее раньше видел?

— Нет. Но в деревне всегда есть своя дурочка.

— Брось. — Она покачала головой. — Мы тут всех знаем.

— Может, дачники?

— Думаешь кто-то еще приехал? Вечером?

Он опять вышел на крыльцо. Дождь шлепал по лужам, как тысячи жаб — вокруг стоял неумолчный шорох, но никаких посторонних звуков больше не было. Ни урчания мотора, ни хлопанья дверей, ни голосов. И темно было вокруг, словно до начала времен, — не светилось ни одно окно, черная листва под ударами водяных плетей слабо шевелилась на фоне черного неба.

Вернулся, в ответ на вопросительный взгляд Светки покачал головой.

— Никого.

Та обеспокоенно поглядела на девочку.

— Может… пройдешь по деревне?

— Толку-то? Если родители хоть что-нибудь соображают, сами нас найдут.

— А может, у нее нет родителей?

— Ну, кто-то же должен быть.

— Может, из Рождественского? Убежала из дому?

Пожал плечами.

— Может, и так. Не выгонять же — пусть переночует. А я завтра туда съезжу. С утра и поеду. Там родители небось с ума сходят. И почему она, черт возьми, все время молчит?

И вновь обратился к девочке:

— Послушай, ты говорить умеешь? Ты ведь в Рождественском живешь, да?

Зрачки у нее были расширены, и оттого бесцветные глаза казались почти черными. Она неотрывно глядела на него, по бледному лицу прошла тень улыбки.

— Папа, — сказала она. Он сел на стул.

— Ну вот, — вздохнул, — приехали.

…Он устало накручивал педали, возвращаясь в Копалиху. Поездка ничего не дала. Пожилой участковый, сидевший в белом одноэтажном здании с табличкой «Администрация», где были еще почта, телефон и почему-то химчистка, лишь покачал головой.

— Нет, никаких заявлений не поступало. Да и вообще… Если бы что-то было, я бы знал. Народу у нас немного, все на виду.

— Заберете ее?

— Куда я ее дену? — раздраженно ответил тот. — К себе, что ли, поселю? Так у меня у самого трое. Вы адрес свой оставьте — я с районом свяжусь. Или сами заезжайте через пару дней.

— А девочка?

— Пусть пока у вас поживет. Куда ее девать?

Участковый неожиданно оживился.

— Послушайте, а может, она из приюта?

— Какого приюта?

— Ну, из интерната. Тут у нас интернат неподалеку. Для умственно отсталых. Вы ведь говорите, она того, не в себе.

— Да, — задумчиво сказал он, — похоже.

— Хотя нет, сигнал бы был… ну все равно сходите.

Интернат стоял на отшибе. Дальше уже ничего не было, лишь уходившие вдаль холмы, перерезанные оврагами, и чахлые рощицы, которые постепенно сливались на горизонте в сплошную синюю стену леса.

Железные ворота в глухой стене были закрыты, и калитка тоже — пришлось долго жать на кнопку звонка, прежде чем та распахнулась.

— Вам кого? — спросила пожилая женщина в косынке до самых бровей.

— Мне бы заведующую.

— Вы папаша?

— Что? — не понял он.

— Родительский день завтра.

Она осуждающе взглянула на безответственного отца, перепутавшего родительские дни.

— Нет-нет, — заторопился, — я не отец. Я хотел узнать… Понимаете, к нам с женой приблудилась девочка.

Она поглядела на него с еще большим подозрением.

— Может, это ваша? Я хочу сказать — из вашего интерната?

— Вроде нет, вроде у нас никто не пропадал.

Тем не менее отодвинулась, пропуская его.

— Матвеевна!

Подошла еще одна пожилая женщина, на этот раз в крутых завитках перманента.

— Вот. — Дежурная ткнула в него корявым пальцем. — У него, говорит, девочка какая-то…

— Прием в июне был, — неподкупно сказала та, — и вообще мест нет.

— Нет-нет, — снова завел уже ставшую привычной пластинку, — …и ваш участковый сказал, что может, она отсюда, — закончил он.

— Отсюда? — Та покачала головой. — Ну уж нет, наши все на месте.