Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

…Швеция и Норвегия составляли часть Древней Лемурии, а также и Атлантиды со стороны Европы, так же точно, как Восточная и Западная Сибирь, и Камчатка принадлежали к ней со стороны Азии».

Изначально поиски следов обитателей Лемурии не значились в целях нашей экспедиции. Но иного выхода у нас, похоже, нет: дорога, которой мы сюда пришли, лежит через земли враждебных ваганда, которые наверняка захотят отомстить нам за своего убиенного короля. Так что путь наш лежит на запад. А коли уж где-то в тех краях, согласно имеющимся у нас предположениям, и скрываются руины города лемурийцев — почему бы и не заглянуть туда по дороге? «Бешеной собаке семь верст не крюк», как говаривал когда-то наш садовник Еропка.

Нынешние ученые географы смеются самой возможностью существования континента Му — но не так все просто в подлунном мире, дружище Картошкин. И здесь, в Черной Африке я, чем дальше, тем яснее понимаю, сколь ограничены наши знания об окружающей действительности. И, вполне может статься, что мне в скором времени доведется в самом деле, прикоснуться к загадке Лемурии, ежели будет на то воля Божья. Так что, не откажи, дружище Картошкин: найди свободную минутку, да и поставь свечку за старого своего гимназического приятеля — чтобы была ему и его спутникам удача на их нелегком пути, и чтобы вернулись они однажды к родным очагам, не претерпев по дороге слишком уж большого ущерба своему здоровью, а то и самой жизни.

С тем странствие наше по Черной Африке продолжается, и Бог весть, когда закончится…

Над скаковым полем повис неумолчный гул. Публики полно: праздные зеваки, завсегдатаи тотализатора, жучки-букмекеры, знатоки разнообразных «трио», «квартетов» и «квинтетов плюс». Дамы в шляпках, цилиндры, офицерские кепи, котелки. Крики, крики — горестные, разочарованные, восторженные, и все, как один, полные неподдельного азарта высшей, девяносто девятой пробы. Поверх гомона раздается дробная россыпь галопирующих копыт; тому, кто стоит в первом ряду, возле ограждения дорожек, слышны звяканья подков друг о друга, когда группа всадников, стоя на стременах над нелепыми, размером со школьную тетрадку, жокейскими сёдлами, проносится мимо.

Вот они, вытянулись в линейку, все, как один в белых бриджах из плотного шёлка, в двухцветных кургузых камзольчиках. Первый, в лимонном и синем, посылает лошадь на препятствие из берёзовых жердей. Рыжая легко, без натуги берёт барьер, зависнув над ним в длинном прыжке. Трибуны ревут, а впереди уже виден финишный столб ипподрома Лоудерри — заезд окончен! Скаковые лошади такой же символ Империи, как золотые кругляши соверенов, как привычка исчислять стоимость некоторых приобретений — фамильных драгоценностей, скаковых лошадей, яхт, — не в фунтах стерлингов, а в гинеях; такой же, как махины броненосцев на Спитхедском рейде. Корабли, золото и… скачки. Вот оно, зримое великолепие ДЕРЖАВЫ, простирающей свою длань над половиной мира.

Паддок, как и скаковое поле, тонул в сентябрьском тумане — старая добрая английская погода! В это молоке всхрапывают лошади, скрипит кожа, брякает металл — это служители рассёдлывают скакунов, участвовавших в завершившемся заезде.

Двое джентльменов прогуливались вдоль паддока. А где ещё наслаждаться прелестями скакового уикенда, как не здесь, где это великолепие особенно близко, только руку протяни?

— «Принцесса Индии» могла прийти первой, если бы её не придержали перед последним препятствием! — горячился высокий, с благородным лицом с аккуратной седоватой бородкой. — Куда смотрят распорядители скачек? Это же очевидное мошенничество, так и уничтожают истинно спортивный дух! Кому захочется делать ставки, если игра сыграна заранее, и результаты известны?

Его собеседник — с дымчатыми очками на простоватом, слегка заостренном лице пресвитерианского пастора, — еле заметно улыбнулся.

— Вот уж не думал, Уильям, что вы продемонстрируете здесь, на скачках, такой азарт. Хотя, конечно, в жизнь — это в определенной степени тоже игра: ходы и ставки предугаданы заранее, но в последний момент вмешивается некий фактор и все расчёты летят к черту. И куш срывает тот, у кого хватит хладнокровия дождаться финала и не бросить игру, не так ли?

Уэскотт скривился, как от зубной боли:

— Я понимаю вашу иронию, профессор. Вы хотите сказать, что наша игра, что в России, что в Африке, не вполне проиграна и Братство рано поддалось панике?

— Наша игра вовсе не проиграна, Уильям. Скажу больше: мы не потерпели даже временной неудачи. Пожертвовано несколько второстепенных фигур, противник принял эти жертвы, не догадываясь, что партия просчитана на много ходов вперед.

— Ваша страсть к шахматам хорошо известна, профессор. Не могу не заметить: в этой благородной игре, в отличие от скачек, нет места случайностям. А ведь именно они порой всё и определяют, когда речь идёт о человеческих страстях!

— Вы ошибаетесь. Случайностям есть место везде. Даже великие шахматисты — всего лишь люди. Они могут быть нездоровы, подвержены житейским треволнениям… да мало ли? Истинное мастерство не в том, чтобы исключить случайности, а в том, чтобы ставить их себе на службу.

— И чем же нам послужит этот нелепый казус на Балтике? — осведомился Уэскотт. — Ведь тут речь идёт именно о случайности: чем ещё можно объяснить то, как легко русские отыскали наших агентов в тумане, в лабиринте прибрежных шхер? Меня уверяли, что это невозможно — и какова цена этим уверениям?

— Если это и случайность, то, несомненно, счастливая. Теперь русская охранка не сомневается, что пресекла враждебную вылазку. Они, конечно, усилят меры безопасности, но это будет уже, как говорят охотники, «в пустой след»: мы своей цели добились, не так ли? Первый приз, документы сербского изобретателя, в наших руках, а ведь это главное, не так ли?

Высокий пожал плечами, потом неохотно кивнул.

— Кстати, что с вашим агентом в Африке? — продолжил профессор. — От него есть какие-нибудь известия?

— Мы получаем депеши через евангелистскую миссию на озере Виктория. Сейчас сентябрь; в этом году сезон дождей несколько запаздывает — так что, по крайней мере, до октября нечего и надеяться. За это время русская экспедиция углубится в совершеннейшую глушь. Туда не то что миссионеры — даже арабские купцы с севера, из Судана не рискуют забираться.

— Я слышал, в Судане сейчас неспокойно. — поддакнул профессор. — Но продолжайте, прошу вас…

— А что тут продолжать? Самое худшее уже произошло: наш агент потерпел фиаско, русские добрались до обломков «Руритании» и завладели документами графа Румели. А значит, и древними манускриптами, которые тот обнаружил в Александрии. Для нашего Братства это страшный удар!