Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

Канадец закатал рукав блузы и продемонстрировал собеседнику широкий кожаный браслет. Под ремешок браслета был засунут маленький пистолетик.

— То-то я гадал, откуда у вас пристрастие к широким рукавам! Это что, «Дабл Деринжер»?

Николай имел в виду двуствольный карманный пистолет, излюбленное оружие американских барменов, карточных игроков и девиц лёгкого поведения.

— Не угадали, мсье! Это «Ремингтон Райдер». Ствол один, зато в трубке под стволом пять патронов. И система похитрее — вот, смотрите…

В прорези казённика торчали не один, с два курка разного размера.

— Большой — взвод. Оттягиваем назад, взводя при этом ударник, механизм выбрасывает из патронника гильзу…

На ладонь упал короткий патрон, копия тех, которые француз вставлял в барабан «Моего друга».

— …одновременно новый патрон подаётся на линию ствола. Теперь вперёд, до щелчка — патрон в патроннике, можно стрелять!

— Занятная система… — пробормотал Николай. — Кажется, похожая в смит-вессоновском «Вулканике»?

— Верно, только тот здоровенный, а «Райдер» лишь самую малость крупнее «Дерринжера»! Если хотите — берите его себе, вместе с браслетом. Мне он теперь ни к чему, буду носить «Моего друга». Очень мне понравился подарочек Цэрэна. Кстати, он всё ещё кормит вас всякими мифическими страшилками?

Николай кивнул, закатал левый рукав, нацепил браслет на запястье и принялся затягивать ремешки.

— Напрасно вы столь пренебрежительно отзываетесь о мифах. Многие основаны на том, что происходило на самом деле. Думаю, «слёзы асуров» — материал, из которого эта древняя раса изготовила устройство, с помощью которого и спаслась от гнева победителей…

— … а Саразен сумел это устройство воспроизвести. Значит, «асуры» бежали в тот мир, где он основал Солейвиль. А вы не задумывались — вдруг они обитают там до сих пор?

Николай попробовал быстро извлечь пистолетик из рукава, но «Райдер» за что-то зацепился. Ничего, немного практики, и он научится, времени на борту парохода предостаточно. Юбер прав: полезная штучка, стоит держать её при себе…

— Что ж, в ваших словах есть смысл. Да и Цэрэн напросился с нами неспроста. Сдаётся мне, монахи Лаханг-Лхунбо не зря столько веков оберегали ларец. Они-то понимали, что «слёзы асуров» лучше не выпускать в наш мир.

— Я вам это припомню, негодяи! — шкипер сплюнул жёлтой табачной слюной. — Не будь я Питер Баустейл, если не сдам вас в ближайшем порту полиции. Ине сомневайтесь, за бунт вас ждёт виселица, и тебя, Каммингс, и тебя, дэкки Бэнди [44] Бэнди — обычное прозвище моряка, чья фамилия Эванс; декки — палубный матрос. — он мотнул головой в сторону рыжеволосого ирландца по имени Парди Эванс, — вздёрнут первыми! «Высоко и коротко», как заведено в старой доброй Англии!

— Слыхали, парни? — Каммингс ткнул стволом револьвера под челюсть пленнику. — Мало того, что решил присвоить нашу законную долю, так он ещё и окропить нас утренней росой! А ты, небось, рад, Парди-бой? — добавил он с мерзкой ухмылкой, обернувшись к подельнику. — Избавишься от своего законного одеяла — то-то, походит она в пеньковых вдовицах!

— Каков мерзавец! — шепнул Рошфор товарищу. — И, похоже, знаком с нравами британских исправительных заведений…

Арго французских каторжников мало напоминает английских тюремный жаргон, однако Груссе всё понял. «Утренней росой» за Проливом называли виселицу, жену именовали «законным одеялом», а «пеньковыми» — вдов преступников, повешенных по приговору суда. Боцман, бежавший с каторги на Андаманских островах, хорошо владел воровским языком. Но и кроме него в команде «Клеменции», двухмачтовой угольной шхуны, хватало тех, кому пришлось близко познакомиться с правосудием.

— Не очень-то кипятись, кептен! — Парди крепче притиснул шкипера к фальшборту. — Ещё неизвестно, кому придётся хуже! За организацию побега лягушатники тебя мигом упекут за компанию с нашими пассажирами!

Рошфор и Груссе переглянулись. Их пока не трогали — мятежники были заняты разбирательством со шкипером. Его обвиняли в утайке денег, полученных за побег французов — сотня полновесных фунтов и ещё столько же, когда дело выгорит.

Известно, что любой секрет рано или поздно выплывает на свет божий. В пабе, во время стоянке в Сиднее Каммингс, боцман «Клеменции» заметил, что шкипер увлечённо беседует в укромном уголке с каким-то типом. Каммингс пересел поближе и навострил уши. А вернувшись на «Клеменцию» — пересказал всё слово в слово приятелям, дезертиру Королевского флота ирландцу Парди и поджарому, темнокожему малайцу по имени Шари́ф.

Заговорщики допустили одну оплошность — не догадались заглянуть за парусиновую занавеску, отгораживавшую угол кубрика, выделенный беглецам. В результате Груссе с Рошфором слышали всё, до последнего слова, благо, беседа велась на «пиджин», смеси английского, голландского и испанского языков с вкраплениями китайских слов. На этом языке разговаривают во всех портах от Сингапура до Веллингтона.

Первым побуждением было всё рассказать шкиперу. В его каюте хранились два спенсеровских карабина, а сам Баустейл таскал на поясе здоровенный флотский «кольт», так что смутьянов было чем вразумить. Но, поразмыслив, друзья решили выждать — и теперь пожинали плоды своей нерешительности.

Каммингс звериным чутьём преступника, почуял неладное и тянуть не стал. По его сигналу здоровяк ирландец прижал Баустейла к фальшборту, выхватил у него из-за пояса револьвер и швырнул оружие вожаку. Шариф, поигрывая кривым ножом, встал перед кучкой матросов. Никто из них не рискнул прийти на помощь шкиперу, лишь китобой из Нантакета, проплававший вместе со Баустейлом десяток лет, дёрнулся, было, вперёд — и замер, наткнувшись на хищный взгляд малайца. Второй, судовой плотник, вечно сонный норвежец, которого все звали «Уве Тяни-канат», моргал белёсыми скандинавскими ресницами, силясь понять, что происходит. Он пребывал в том блаженном состоянии, из-за которого и получил своё прозвище [45] (Англ. преступный сленг) «Тянуть канат» — напиваться, пьянствовать. . Третий, щуплый парнишка, носивший унизительную кличку «Джерк» [46] Ничтожество, придурок. , мелко дрожал и прятался за спины товарищей.

Помимо шкипера, в команде «Клеменции», числилось семь человек. Кок, наполовину канак, наполовину китаец, откликавшийся на странное имя Були-Ван, наблюдал за происходящим из двери камбуза. Восьмым был англичанин по прозвищу «Джентри» — он заработал прозвище за то, что при всяком удобном случае хвастался благородным происхождением своей семьи. Врал он или нет, неизвестно, но голубая кровь не помешала ему вступить на кривую дорожку. Впрочем, среди пассажиров каторжных судов её Величества встречались персоны и познатнее…