Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

По сигналу Каммингса, Джентри спустился в каюту Баустейла, взломал оружейный сундук и завладел «Спенсером». А тем временем, события на палубе развивались стремительно. Стоило боцману отвлечься на препирательства со шкипером, китобой подхватил с палубы окованную железом вымбовку и могучим ударом сбил Каммингса с ног. «Кольт» отлетел в сторону. Джентри вскинул «Спенсер», ударник вхолостую щёлкнул, осечка! В трёх шагах от него Парди боролся с нантакетцем. Оба мёртвой хваткой вцепились в вымбовку и выворачивали её друг у друга из рук. Тяни-канат всё ещё силился продраться сквозь алкогольный дурман, а насмерть перепуганный Джерк рыбкой нырнул за бухту якорного каната.

Баустейл кинулся к Джентри, но на его пути возник малаец. Он взмахнул ножом, и кончик клинка пробороздил щёку и скулу шкипера. Тот взвыл, на доски хлынула кровь. Джентри залязгал зарядной скобой, но патрон, как назло, перекосило — и тут в игру вступили французы.

Груссе тигром прыгнул на Джентри и навалился сверху. Англичанин, не ожидавший, что ему на голову ни с того, ни с сего свалится двести с лишком фунтов французского каторжанина, не устоял на ногах, и оба с грохотом покатились по трапу. Малаец повернулся на шум — и оказался лицом к лицу с Рошфором. На губах его играла недобрая усмешка, в руке блестело лезвие ножа.

Малаец в ответ осклабился, показав мелкие жёлтые зубы. Нож он держал обратным хватом, режущей, вогнутой кромкой к противнику и как бы перетекал с ноги на ногу, совершая круговые пассы руками. Кромка лезвия разбрасывала солнечные зайчики по палубе, такелажу и людям, замершим в предвкушении яростной схватки. Китобой и ирландец Парди словно превратились в соляные столбы, не отпуская вымбовки. Кок-китаец высунулся из своей каморки, а Джерк опасливо выглядывал из-за бухты каната. И только из-под палубы неслись ругательства и звуки ударов — Груссе и Джентри, не подозревая о разворачивающейся наверху драме, продолжали мутузить друг друга.

Рошфор стоял в классической стойке махо: правая рука с ножом на уровне пояса, с левой, выставленной вперёд, свисает, подобно мулете тореадора, матросская куртка. Знаток несомненно, угадал бы в противниках мастеров двух разных школ ножевого боя — восточной, родившейся под пальмами Моллукских и Зондских островов и западной, отточенной поколениями сорвиголов Испании и Пиренейского полуострова.

Напрасно зрители ждали захватывающего зрелища с градом ударов, уклонениями и звоном стали. Бойцы замерли — каждый на свой манер оценивал противника и выжидал момента, чтобы нанести один-единственный смертельный удар. Первым не выдержал малаец. Он издал пронзительный визг и прыгнул на противника, обозначая широкий мах на уровне лица. Но вместо того, чтобы ударить по глазам он, приземлившись, низко припал к палубе и резанул Рошфора чуть выше правого колена. Француз, опытный фехтовальщик, отдёрнул ногу, но опоздал на долю секунды — стальной коготь вспорол парусину и оставил на бедре кровавую борозду.

Шариф и не думал останавливаться. Опираясь на невооружённую руку, он сделал кувырок и снова ринулся в бой, целя противнику в горло. Рошфор предугадал его выпад и махнул навстречу курткой. Случилось то, что не раз бывало в бесчисленных поединках, где сходились итальянские, испанские и мексиканские мастера боя на ножах: клинок распорол сукно, царапнул предплечье, но рука с ножом на мгновение запуталась в складках ткани. Этого хватило: Рошфор молниеносно захлестнул курткой запястье и рванул на себя.

Щуплый малаец был фунтов на тридцать легче и на голову ниже своего противника. Не удержавшись на ногах, он полетел на француза — и напоролся на острую сталь!

Клинок складного, грубой работы, матросского ножа с хрустом вошёл меж рёбер. Шариф конвульсивно изогнулся, обмяк и повалился на палубу. Рошфор обвёл взглядом закаменевших зрителей, склонился к убитому и не торопясь вытер нож о его рубаху. Если бы он отрезал в качестве трофея ухо поверженного врага, никто и не подумал бы удивляться — потомок французских графов, популярный парижский репортёр и деятель Коммуны был сейчас похож на головореза из трущоб Акапулько, Гвадалахары или Неаполя.

— А ну замри, лягушатник, а то проделаю тебе третий глаз посреди лба!

В суматохе они позабыли о Каммингсе. Он тем временем пришёл в себя, нашарил в шпигате «кольт» и решил внести в происходящее некоторую живость. Ни завладевший вымбовкой китобой (Парди, увидав поражение малайца, выпустил орудие из рук), ни Рошфор, не имели ни единого шанса — боцман подстрелил бы любого, кто посмел бы сделать хоть один шаг.

Из люка высунулся Груссе с отобранным у Джентри карабином. Но не успел вскинуть оружие к плечу, как Каммингс трижды, навскидку, выпалил — на американский манер, взводя курок ребром левой ладони. Две пули прошли мимо, третья расщепила приклад «Спенсера». Груссе, не ожидавший такого приёма, не устоял на ногах и с грохотом покатился вниз. Рошфор дёрнулся, было, к боцману, но тот уже навёл на него дымящийся ствол.

— Только попробуй, и я не дам за твою шкуру и тапенса! [47] Тапенс — монета в 2 пенса. Бросай свой ржавый шэнк и не заставляй меня понапрасну разливать кларет! [48] «Кларет» — (англ. преступный жаргон) «кровь»; «шэнк» — нож.

Рошфор переглянулся с китобоем. Тот пожал плечами и разжал ладони. Тяжёлая вымбовка стукнулась о доски палубы, мгновением позже к ней присоединился нож француза. Осмелевший Парди приблизился к шкиперу — тот стоял, зажимая ладонью распоротое лицо, — и ухватил его за локоть. Баустейл сделал попытку стряхнуть руку, но ирландец держал крепко.

— Ну-ну, шкип, не балуй! — ухмыльнулся Каммингс. Почувствовав себя хозяином положения, боцман немного расслабился. — Мы же не звери. Бери ялик и проваливай! На острове полно канакских деревень, да и торговцы шастают вдоль берега — не пропадёте! А о пассажирах мы позаботимся. Да, лягушатник, крикни своему приятелю, чтобы вылезал, и пусть сперва карабин выбросит на палубу. А то ведь я больше не промахнусь…

Шхуна дрейфовала недалеко от берега. Шкипер вытянул шею, рассматривая песчаный пляж с кучками кокосовых пальм и мангифер — и тут до людей, стоящих на палубе «Клеменции» докатился глухой пушечный выстрел.

Баустейл зашарил взглядом по горизонту — и расхохотался, радостно, с облегчением, будто не держал его на мушке отпетый злодей.

— Вам крышка — тебе, Каммингс, и твоим прихлебателям! Думаешь, кто это подаёт сигнал? Да те самые джентльмены, которые заплатили за побег французов! Посмотрим, как ты запоёшь, когда они узнают, что ты хотел сдать их друзей властям!

Рошфор приложил ладонь козырьком к глазам. Из-за мыска, в миле от «Клеменции» показалось большое трёхмачтовое судно, с чёрным, изящно выгнутым корпусом, острым «клиперским» носом и короткой трубой, из которой валил дым. На кормовом флагштоке развевалось белое полотнище с косым голубым крестом.