Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

То ли палица из картечницы получилась неважная, то ли удар пришёлся вскользь — но шагоход устоял, хотя и качнулся назад. Тролль снова встал на дыбы — при этом из «паланкина» вылетело тело «седока» — и, перехватив «Гатлинг» обеими руками занёс его для нового удара. Но Кривошеин не стал дожидаться: выдав матерную тираду, он бросил машину вперёд и столкнулся с чудовищем грудь в грудь. Тролль в последний момент исхитрился-таки нанести удар, но броня выдержала, хотя и глубоко прогнулась. Шагоход будто не заметил плюхи — торс резко крутанулся, левая конечность, вооружённая четырёхфутовым, изогнутым, как ятаган, стальным когтём, ударила тролля в грудь. Коготь распорол роговую чешую, вскрыл, как консервную банку, мышечный панцырь и глубоко погрузился в «головогрудь». Брызнула кровь вперемешку с фонтанчиками питательной жидкости, и монстр, жалобно взвыв, повалился на спину, увлекая за собой своего убийцу.

— Вот, брат, такие твари меня и захватили. Не сами, конечно — тролли пленных не берут, они для этого слишком тупые…

Они сидели на стволе поваленной пальмы. Вокруг негры и матросы — собирали разбросанные ящики, длинными жердями пытались убрать с дороги ствол сейбы. Шагоход остывал рядом. Кривошеин, изрядно намучившись, поднял покалеченную машину — коленный шарнир правой опоры получил повреждение, и оставалось молиться, чтобы как-нибудь добраться до места назначения, базы в глубине острова.

Груссе, осмотрев поверженного тролля, притих, трезво оценив свои шансы на победу над таким противником. Юбер обошёл вокруг туши, с отвращением сплюнул и присел рядом с Николаем и Кривошеиным. За время путешествия он немного выучил русский язык.

— Я после Парижа ногу полгода почти лечил — что-то там раздробилось в ступне, пришлось ходить с палкой. Мне и предложили выучиться водить маршьёр. Я поначалу отказывался, опасался, что не смогу, но это оказалось не так уж трудно. Тут главное — сохранять равновесие, а для этого надо научиться чувствовать маршьёр как продолжение собственного тела. Ты бы знал, сколько раз я падал вместе с машиной, пока не приспособился…

Кривошеин даже причмокнул — видно было, что воспоминания доставляют ему удовольствие.

— Так вот. Расчищали мы площадки под строительство в джунглях, верстах в пятнадцати от Солейвиля — геологи нашли там что-то ценное, и на городском Совете решено было заложить там шахтёрский посёлок. Поставили временный лагерь, разметили делянки, принялись корчевать лес. А на следующий день на нас напали люди Тэйлора. И ладно бы, только люди — с ними были три тролля, а ведь мы в Солейвиле понятия о них не имели! Ну, наши перепугались, оружие побросали, один я успел забраться в маршьёр, благо, он стоял с прогретым котлом. Картечницы у меня, ясное дело, не было, зачем она на лесорубной машине? Отбивался дисковой пилой и клешнёй-погрузчиком. И неплохо отбивался — одного пилой чуть на надвое развалил, но оставшиеся два повалили маршьёр и принялись топтать. Меня чуть в лепёшку не раздавили — хорошо, погонщик заметил, что я жив, унял чёртову тварь. Из рубки меня выковыряли, доставили к Тэйлору. Тот, как узнал, что я военный инженер, да ещё и русский — стал уговаривать перейти к нему на службу. Ну, я и послал его по известному адресу. Тэйлор разозлился, стал грозить: повесит, мол, или в шахтах сгноит — у них, возле Диксиленда алмазный прииск… Я — ни в какую, тогда он меня, и правда, под землю законопатил: поработаешь, мол одумаешься! Очень ему почему-то хотелось русского к себе заполучить…

Кривошеин достал из кармана кисет и стал набивать костяную носогрейку.

— Шахты эти — место гиблое: обвалы, улитки-кровососы, стеклянные аспиды, гадостные создания, вроде тонюсеньких полупрозрачных змеек. Они проникают в отверстия тела и откладывают там личинки, которые затем пожирают человека изнутри. Газы, опять же ядовитые в пластах, вода гнилая, а кормят так, чтоб только-только с голоду не подохнуть. Работают там негры-невольники, которых Тэйлору доставляли его дружки через остров Ноубл — так в первый же месяц из дюжины пятеро загибаются! Вот Тэйлор, чтобы добро зазря не переводить, и велел делать из нечастных «кротов». Это твари такие вроде троллей, но раза в два поменьше, и без погонщиков, а вместо пальцев — когти здоровенные, как у землеройки. Их, как и троллей, создаёт Моро в своей лаборатории, из невольников.

— А ещё — людей-гекконов. — добавил Николай. — Мы так ваших «спайдеров» прозвали.

— Да, и их тоже. Так вот, когда Тэйлору надоело ждать, он велел отправить меня вместе с неграми, на переделку. Ну, я теряться не стал: подговорил негров, из числа тех, кого отобрали в подопытные кролики, и устроил бунт!

— Как у Пушкина, бессмысленный и беспощадный?

— Точно! «Бессмысленный» — потому что долго держаться мы не могли, из оружия были только топоры, кирки да полдюжины «Винчестеров». Но мы и не собирались держаться: захватили апертьёр и сбежали из Диксиленда сюда. Апертьёр и прочую технику взорвали к свиньям — потому, значит, и «беспощадный». А чего щадить-то? Я самолично поджёг шнур, прежде чем лезть в пакость эту лиловую. Охрана не ожидала нападения, их одолели легко, а потом…

Николай ошарашено уставился на собеседника.

— Погоди, так вы взорвали апертьёр? А тот, что был на острове — он-то хоть цел?

— А куда он денется? Только я его вырубил, как только мы оказались на земле — не хватало ещё, чтобы тэйлоровы молодчики явились сюда за нами следом! Нам и с Моро и его охранниками забот хватало. Они засели на южном побережье острова и досаждают нам вылазками. Хорошо хоть захватили этого красавца, а то уж и не знаю, как отбивались бы…

Николай посмотрел на покалеченный шагоход. Тот стоял, слегка покосившись на покалеченную опору; с правой стороны рубки, там, где раньше был закреплён «Гатлинг», свисали железные лохмотья.

— Слушай, я вот чего не понимаю: зачем вы вообще здесь остались? Что мешало уйти в Солейвиль? Апертьёр-то у вас теперь есть…

Кривошеин возмущенно крякнул.

— Как у тебя просто: «в Солейвиль!» А настройки где взять? Тыкаться наугад — благодарю покорно, есть более простые способы покончить с собой!

Как хотелось сказать, что яйцо-ключ со всеми необходимыми настройками лежит у него сумке! А заодно — припомнить и настроечный код: «Лямбда», «эпсилон», «фи», «эта», «ро», «омикрон». Николай повторял его, как «Отче наш», всю дорогу из Парижа в Санкт-Петербург, так и не решившись доверить бумаге.

— …и потом, если уходить отсюда — апертьёр придётся взрывать, не оставлять же такой подарочек скотине Моро! И тогда ни одного не останется — ни на Земле, ни в Солейвиле, вообще нигде. А значит, те, кто останется на той стороне, лишатся надежды на возвращение!