Борис Батыршин - Механический мир. Дилогия

Внутри «саркофагов» что-то ритмично пульсировало и медленно колебалось. По полу змеились гуттаперчевые и металлические шланги, ведущие к занимавшему всю середину зала сооружению из стеклянных колб, медных цилиндров и труб, украшенных гроздьями манометров и штурвалами запорных вентилей. От сооружения по залу распространялась осточертевшая вонь питательной смеси — такая густая, что её, казалось, можно резать ножом. Николай положил ладонь на бок ближайшего бака: металл был тёплым, почти горячим, и дрожал, будто в глубине бился тяжкий механический пульс.

По стенам заметались отсветы, заколыхались тени. Его спутники зажгли фонари и разбрелись по залу. Они заглядывали за шкафы с оборудованием, выдвигали ящики лабораторных столов, приникали к стеклу «саркофагов», силясь различить что-нибудь в зеленоватой мути. Впрочем, любопытство не заставило забыть об опасности — оружие все держали наготове, и только Цэрэн расхаживал со своим посохом, будто не находился в самом сердце владений злодея Моро.

Надо было торопиться. Но как выбираться из зала, было решительно непонятно: ни двери, ни раздвижной решётки, ни люка в полу, решительно ничего! О'Фланниган разводил руками — выход должен быть, но где он? Николай уже подумывал о том, чтобы скомандовать возвращаться тем же путём, когда за дело взялся Юбер.

Изучив стеклянную, с медными уголками, панель, усеянную лампочками и разнообразными электрическими приспособлениями, канадец передвинул ползунок на катушке из медной проволоки и, чуть помедлив, дёрнул рубильник. Раздался треск, посыпались искры, под потолком вспыхнули ослепительно-белым светом стеклянные шары. Одновременно загорелись вмонтированные в «саркофаги» тусклые лампы, подсвечивая их содержимое.

Даже Николай, хорошо знакомый с электрическими светильниками, не удержался от удивлённого возгласа — что уж говорить о его спутниках? Свече накаливания профессора Яблочкова появится только через два года, да и может ли её тускло светящаяся нить сравниться с этим ослепительным сиянием?

Понадобилось не меньше минуты, чтобы глаза привыкли к освещению. Тьма уползла в узкие закоулки между шкафами с приборами и «саркофагами», стали различимы значки и надписи на приборах и дверцах шкафчиков. Но разбирать их было некому — все взгляды были прикованы к «саркофагам».

После вскрытия человека-геккона в Лаханг-Лхунбо Николай полагал, что теперь-то уж ему нипочём любое, самое неаппетитное зрелище. Но, увидев то, что скрывалось за толстым стеклом, он с трудом сдержал рвотный позыв.

Его спутники оказались не такими стойкими. Юбера вывернуло на пол, ирландец успел зажать ладонью рот и нырнул за ближайший шкаф, и оттуда тотчас донеслись самые недвусмысленные звуки.

Курбатов, заглянув в «саркофаг», сплюнул и выдал похабную тираду, в деталях описывающую грязные привычки матушки Моро. Геркулес с удивлением взирал на своих белых спутников — негр явно не понимал, чем вызвано столь странное поведение. Что до Цэрэна, то монах взирал на содержимое баков с интересом натуралиста, изучающего препарированную лягушку.

В жидкости плавали… нет, назвать это людьми не поворачивался язык. Чудовищные бугры мышц, лишённые кожи, утыканные проводами и трубкам, на лицах — маски с рубчатыми шлангами. Из клапанов сочатся цепочки пузырьков — узники «саркофагов» живут, дышат…

— Значит, вот как он выращивает своих монстров… — Юбер сумел наконец, справиться с собой и осторожно, мелкими шажками, приблизился к «саркофагу». — Mon Dieu, это же сущая преисподняя! Посмотрите, мсье Николя — с несчастных сняли кожу, чтобы эта дрянь могла прирасти к телу!

Видимо, некоторые из жертв бесчеловечных экспериментов Моро находились в своей прозрачной тюрьме недолго — на лишённой кожных покровов плоти только-только начали разрастаться узловатые жгуты «мускульных полипов». К ним тянулись вживлённые прямо в мясо пульсирующие трубки — другими концами они были присоединены к медным штуцерам в стенках «саркофагов». Трубки пульсировали — видимо, по ним поступала к растущим псевдомускулам питательная смесь.

Юбер уже листал лабораторный журнал.

— Здесь написано, что им заменили сердца на бычьи — чтобы дополнительные мышцы могли в будущем получать достаточное количество крови. Но как Моро сумел срастить ткани животных с человеческими? До сих пор такое никому не удавалось…

— Это всё вонючая жижа. — влез в разговор О'Фланниган. Ирландец уже выбрался из-за приборного шкафа и яростно вытирал губы рукавом. От него на несколько шагов несло блевотиной.

— Парни говорили: с ней доктор может хоть жабе куриную голову приживить. А ещё она при ранах здорово помогает. Я как-то распорол ногу до кости — так приложил компресс, за два дня всё зажило и даже не загноилось!

Теперь Николай понял, почему «саркофаги» имеют разные размеры. В тех, что поменьше, высотой в полтора человеческих роста, росли «кроты», будущие шахтёры Диксиленда. Те, что побольше, содержали живые заготовки людей-гекконов, а в огромных, упирающихся в свод зала, баках вызревали боевые тролли.

— Сюда, мсье! — в голосе Юбера звучал неприкрытый страх. — это же… да вот, сами смотрите!

В мутной жидкости висело, оплетённое трубками-катетерами женское тело. Несчастную поместили в «саркофаг» недавно — мышечные волокна не успели покрыть оголённую плоть, да и сердце, бившееся во вскрытой, подобно ужасному цветку, грудной клетке, было человеческим.

И — глаза! Они взирали на людей из «саркофага», и ни толстое стекло, ни мутная жижа не мешали почувствовать наполнявшие их обречённость и жуткую, нечеловеческую боль.

— Мари! Черти б меня забрали, это же Мари!

Ирландец кинулся к «саркофагу», вцепился в кремальеру — запор не поддавался. Тогда он попытался опрокинуть бак в надежде, что при падении стекло разобьётся, но тот даже не шелохнулся. В отчаянии ирландец замолотил по стеклу кулаками, и женщина отозвалась — конвульсивно дёрнулась и подалась навстречу. Её пальцы, некогда тонкие, музыкальные, а теперь изуродованные полипом, потянулись к маске, силясь сорвать её с лица. А может, это только показалось из-за колебания жидкости в «саркофаге»?

— Её уже не спасти, Майки. — Юбер положил ладонь ирландцу на плечо. — Даже если ты вытащишь Мари оттуда, как снять с неё эту пакость? По сути, она уже мертва…

— Не верю! — взвыл О'Фланниган. — Ты в глаза ей посмотри — она же в сознании, всё понимает и чувствует!

— Тем хуже, дружище. Если ты прав, то… что она может чувствовать, кроме страха, отчаяния и боли?

— Она мучается! — в отчаянии заорал ирландец. — Я не допущу, чтобы она страдала в этой адской купели!

О'Фланниган рванул из-за пояса «кольт». Грохнуло — раз, другой — и в стекле возникли аккуратные круглые дырочки. Пули пробили грудь Мари, она дёрнулась, забилась, и неподвижно повисла в баке. Жидкость вокруг раны медленно окрашивалось багровой мутью. На несколько мгновений в лаборатории повисла тишина, раздался треск, стекло покрылось сеткой трещин и лопнуло, рассыпавшись на тысячи осколков. Водопадом хлынула смрадная жидкость, обмякшее тело, ставшее похожим на выпотрошенную, ощипанную курицу, повисло на краю бака. О'Фланниган закусил губу, приставил ствол к голове того, что было его подругой, и нажал на спуск.