Николай Инодин - В тени сгоревшего кипариса [litres]

– Здравствуй, Ерофей. Как дела?

– Нормально, товарищ капитан. Сами знаете, нравится мне эта бандура.

– Еще бы, самому стрелять можно! Смотри, мы одного так и подловили – механик увлекся, простоял – остался без гусеницы. Так и не выстрелил ни разу.

– Обижаете. Что я, макаронник неграмотный? Не подведу. Спасибо, что взяли на машину, могли здорового выбрать.

– Тебе, может, помощь какая нужна? – как и все в батальоне, Фунтиков уважает смелого парня.

– Нам бы потренироваться еще, товарищ капитан. Часок на ходу, пяток снарядов из маленькой и парочку из большой, разрешите?

Михаил прикидывает запас снарядов, топливо… Пусть сожгут часть боезапаса на учебе, меньше в бою за молоком пошлют.

– Десять из маленькой, четыре из большой, сегодня после обеда. С зампотехом и комбатом договорюсь. Подожди, Силин же в наряде?

– Да.

– Тогда завтра с утра. Кто за командира из маленькой стрелять будет? Будете готовы – дайте знать, приду посмотреть. Но чтобы половину выстрелов с места, остальные с остановок, понял?

– Понял, товарищ капитан!

Тоже проблема – танкистов в батальоне больше, чем танков, а офицеров не хватает. В первой роте осталось два взводных, у везунчика Котовского уцелели все три, из мамлеев третьей роты не уцелел ни один. Привыкли, что Клитин за всех решал, растерялись в бою. Третью роту восстанавливать Барышев не стал. Вместо взвода управления теперь сборная солянка – пара двадцать шестых и пяток «гочкисов» двух модификаций. Все «рено», даже те, что достались совершенно целыми, комбат оставил грекам – слишком медленные, болтались бы гирей на ноге. Из трофеев добровольцам досталось то, что за трое суток удалось подготовить к маршу, остальное передали греческим трофейщикам. Союзники ребята хозяйственные и экономные, добром разбрасываться не приученные, собирают после боев все, даже сломанные винтовки и сгоревшие грузовики. Что не пойдет на запчасти, сгодится в переплавку. Подбитую бронетехнику союзники собирают особенно старательно, грузят на корабли и вывозят.

По слухам, где-то на островах с британской и американской помощью создали ремонтную базу. Похоже на правду, потому что итальянские танкетки с дополнительными экранами, вооруженные крупнокалиберными пулеметами или трофейными противотанковыми ружьями, Михаил видел, и не один раз. Стоит у Алексея спросить, этот пройдоха всегда знает больше, чем по чину положено.

Как известно, некоторых, чтобы повстречать, только помянуть нужно. Идет навстречу, фуражкой машет, блестит на солнце бритой головой.

– Привет командиру чертовой дюжины!

– Я не суеверный. Слушай, тебе зампотех ЗИПы укомплектовал? Мне половины не дал, сидит на своих сундуках, как буржуй на банковском сейфе, скоро задница со стула со всех сторон сразу свешиваться начнет! Давай его вместе потрясем!

Котовский не прав, технари вкалывают днем и ночью, застать зампотеха в старом сарае, где он из пустых ящиков соорудил себе «кабинет», практически невозможно, никаких запасов у него нет. С другой стороны, перестанешь его трясти – вдруг успокоится, перестанет заявки вовремя подавать?

– Пошли лучше в штаб заглянем, новостей спросим, мне с комбатом поговорить надо. Ты вечером что делать собираешься?

Котовский толкает Михаила локтем:

– Да то же, что и ты. В погребок, а там как повезет?

– Нет, – ехидно отвечает тот, – книжки читать пойду.

Капитанам и орденоносцам всего-то по двадцать с хвостиком. Не заметив присевшего у штабного грузовичка Озерова, командиры дружно потопали к домику штаба. Батальонный комиссар качает головой, провожает их взглядом и раскрывает лежащую на коленях книгу.

Порт Салоник трудится круглые сутки. С тех пор, как итальянский флот выбили из восточного Средиземноморья, корабли идут сюда не только из Советского Союза. Немалая часть их, счастливо разминувшись с рейдерами и подводными лодками, обогнула Африку и доставила к греческим причалам грузы из Америки. Сгружают с пароходов азиатский рис, австралийские сахар и баранину. Мясо и масло шлет и Новая Зеландия – доминионы Британской империи вносят посильный вклад в обеспечение маленького, но очень ценного союзника.

– Люблю наблюдать за погрузкой и выгрузкой кораблей. Мы, греки, много тысяч лет живем морем, хотя корни нашей свободы всегда крылись в наших горах.

Ветер уносит табачный дым, значит, можно курить, не испытывая терпения коллеги, к которому начальник управления по перемещению кадров испытывает искреннюю симпатию. Этот крепкий мужчина улыбается легко и свободно, в глазах легкая хитринка. Его греческий за последние месяцы стал гораздо благозвучнее – акцент все еще силен, но уже не раздражает. И советник учится, и начальник привык.

– Так вот почему наше управление до сих пор не перевели в столицу!

Начальник смеется в ответ:

– От вас ничего невозможно скрыть, господин советник.

Старая игра – грек упорно величает коммуниста господином, а тот кличет его товарищем. Оба довольны – традиция такая получилась.

Редкий день сегодня, удалось в полдень выбраться из опостылевшего кабинета, дойти до ближайшего ресторанчика и отведать свежайшей – между поимкой и столом только плита повара – рыбы, запивая ее легким белым вином. Весеннее солнце ощутимо греет, и оба единодушно выбрали место на веранде – единственные из посетителей.

Идиллию нарушают визг тормозов и дробный перестук каблуков по лестнице.

Советник вздыхает:

– Вот мерзавцы, не могли полчаса подождать!

– О ком вы? – удивляется начальник управления.

– Не знаю пока, но обед они нам испортили.

Бойкий молодой человек – черноволосый, усатый и носатый – надо же, кто бы мог подумать, какой нехарактерный для здешних мест типаж! – наклоняется к сидящим за столиком мужчинам:

– Приказано срочно доставить вас в управление.

Обутая в сапог нога с размаха влетает под ребра. После такого приветствия дремать на солнышке уже не будешь, но и быстро вскочить на ноги не получается – проблемы с дыханием, да и больно не по-детски. Лежебока испуганно оглядывается, жалобно, плаксиво удивляется:

– Парни, вы чего?

– Да мы ничего, Санек, мы поздороваться пришли.

– Вот-вот, Луконькин, не поверишь – общения захотелось. Видим тебя, только когда заняты сильно – в столовой там или когда кино крутят. После отбоя еще, но там с тобой не поговорить – спишь крепко. А как работы, тык-пык – нет Сашки Луконькина! Расстроились, захотели увидеть.

– Так мой танк без моторов стоит, нечего там делать!

– Ты хорошее место нашел, Саня. Можно задушевно поговорить – никто не помешает.

– Точно, хлопцы, нэ побачить нихто, нэ почуе.

При виде того, как сослуживцы наматывают на руки кожаные ремни, оставляя пряжки снаружи, Луконькин пятится, оглядываясь по сторонам.