Александр Афанасьев - Оккупация [litres]

Список того, что должны осознать и за что покаяться украинцы, намного длиннее. Они жгли людей заживо в Одессе, били «Градами» по Донецку, «Точкой-У» по Луганску, это из-за них в Луганске, в двадцать первом веке, умирали от голода беспомощные старики. Но нет покаяния. И прощения нет. Нас просто примирили. Навязали нам мир, худой мир. А ненависть в душе осталась. И вопросы остались. А раз остались вопросы – то и ответы на них рано или поздно обязательно найдутся. Не бывает вопросов без ответов.

Но я не поверил, что вокзал взорвали террористы из ЛДНР. Ни на секунду не поверил. Не то это. Скорее это неонацисты местные. В семидесятые в Италии современные чернорубашечники взорвали вокзал в Болонье, погибло несколько десятков человек. Причина? Попытка свалить все на левацкие «Красные бригады», попытка дестабилизировать ситуацию в стране. Тут – тоже скоро выборы в Раду. И полно тех, кто хочет ввести режим чипка [87] Чрезвычайное положение ( сленг ). , чтобы их сорвать.

Давно тренькнула микроволновка, извещая, что пицца готова, – а я сидел и смотрел… читал имена убитых и смотрел на людское горе. Будь оно все проклято.

Потом пошел на кухню – все-таки надо поесть. И на полпути меня перехватил звонок в дверь…

Я открыл.

– Я…

Я посторонился.

– Проходи…

…

– Пиццу будешь? Остыла, правда…

С причудами сегодня жизнь: только днем Бояркин говорил, что мне надо найти женщину, – и вот женщина. Сама пришла. Только вряд ли Бояркин думал, что это будет сотрудник прокуратуры, ведущая мое дело. Игра с огнем – для нас обоих теперь…

Смешно… как давно у меня не было женщины. Когда было последний раз, я даже не помню. Лет десять точно…

Нет, в смысле секса у меня все нормально – и там, в России, было, и здесь, в Нэзалэжной. У ментов с этим всегда проще. Любая мамаша знает, что менты могут закрыть ее богадельню в одно мгновение ока. И потому предоставляет ментам лучших своих девочек по первому звонку и совершенно бесплатно. Ну и… певички разные в ресторанах… стриптизерши – тоже наш контингент. Они нуждаются в защите, а никто не защитит лучше, чем мент, который легально носит оружие и может закрыть кого угодно. И если этот мент готов часть платы за крышу принимать натурой – то девушка этому бывает только рада.

Но это нельзя назвать «у меня была женщина». Это отправление физиологической потребности, точно такая же, как работа на туалет. И не более того. И к этому приходит большинство. Кто-то сразу или почти сразу, как я. Просто сознательно лишая себя части того, что делает человека человеком – семьи, детей. Кто-то – пройдя через развод…

Но с Аней было не так. И я это сразу понял.

Она была достаточно взрослой, чтобы не быть юной дурочкой, про которую хочется сказать: ну и о чем с тобой трахаться. Достаточно опытной для того, чтобы понимать, что мужчина хочет от нее и что она хочет от мужчины. И достаточно беззащитной – одинокой женщиной в звериной грызне политических и спецслужбистских разборок. Женщиной, которая в свое время поверила, что что-то можно изменить.

– Ты не устаешь? – спросила она, лежа рядом.

– Сейчас устал, – искренне ответил я.

Она толкнула меня в бок:

– Я не об этом. Ты не устаешь от… всего, что происходит?

– А что происходит?

– Да… ты же…

– Москаль?

– Я не это хотела сказать.

– Но подумала. Верно?

– Нет. Просто ты… ты же берешь?

– Брал, – поправил я, – а ты – нет?

– Нет… – как-то задумчиво сказала она, – дура я, наверное…

– Дура, – согласился я.

– У меня сегодня друг погиб. Он брал… как и ты. Тоже ментом был.

…

– Только не полковником.

– Как погиб?

– На вокзале. Слышал?

– Да, – я насторожился, – читал. Как его звали?

– Берестов его звали. И еще один человек сегодня погиб. На заправке взорвался. Мой начальник. Игнат Сергеевич Барышник. Я подумала, что сейчас убьют и меня. Показалось, что за мной следят на улице. Потому и пришла… боялась идти домой.

Аня вздохнула и повторила:

– Зря, наверное. Дура я…

– Нет, – сказал я, – не дура.

– Дура…

Она встала с кровати. Через окно светила луна, шторы не были задвинуты, и я любовался ею…

– Ванная у тебя где?

– Дальше по коридору…

В ванной – все как положено, плитка метлахская, финская мини-сауна, душ, большая ванна, больше похожая на бассейн, – она сунула голову под холодную воду, потом врубила горячую. Потом снова холодную. Выключила воду, посмотрела на себя в большое, в полный рост зеркало. Скептически усмехнулась.

Ей вдруг показалось, что за спиной кто-то стоит. Она резко повернулась – никого.

Ну и что дальше, мать?

Насмешливый голос Берестова прозвучал в ушах. Сам Берестов был мертв, его взорвали на вокзале… но она слышала его голос, как будто он сам был в этой ванной.

Только мужчины способны менять этот мир…

Она где-то прочитала это. Только мужчины способны изменить этот мир.

С Игорем она познакомилась на баррикадах Майдана – тогда они искренне верили, что людским порывом, энергией масс могут что-то изменить, сделать зрадника патриотом, вора – честным человеком. С Берестовым она познакомилась уже в полиции… он избивал задержанных, брал взятки, когда давали, а когда не давали, вымогал их, никогда не пропускал возможности воспользоваться корочками и получить что-то на шару… но при этом он давал раскрываемость больше, чем любой мент, которого она знала. И вот теперь беглый московский полковник УБОЗа, ментовской мафиози, делец и воротила, смотрящий на «Лексусе» с полным багажником оружия.

Падаем все глубже и глубже.

С другой стороны – если она хочет не только раскрыть это стремное, стремительно становящееся кровавым дело, и не просто раскрыть, а остаться в живых, то ей нужны союзники. Любые. И единственный реальный союзник, который вряд ли предаст, – этот самый русский. Потому что его отравили едва ли не насмерть. С этого все началось. И он, как никто, должен быть заинтересован в раскрытии этого дела.

Ну и…

Она подмигнула себе.

С очень давних времен я хреново сплю. Редко когда удается выспаться, что называется, до отвала. Просыпаюсь еще до шести утра… в пять сорок, пять сорок пять обычно – и потом сна ни в одном глазу. Потом день на энергетиках, хорошо, когда одной банкой удается обойтись… а то и не удается.

Это называется жизнь на износ. Но умереть молодым мне не грозит, и я сам так решил…

Так и сегодня… я проснулся рано утром, вышел на балкон… прохладно, не лето еще. Курить не стал – не курю я давно уже. Просто стоял и смотрел на просыпающийся Киев.