Александр Афанасьев - Оккупация [litres]

Так ведь…

Обидно только за нас. За украинцев, за русских… за нас всех. Обидно.

Обидно…

Этот день обещал быть таким же, как обычно, – только вот утром мне позвонили, сказали быть внизу через полчаса. Позвонили люди, отказать которым я в принципе не мог.

Аня вышла из ванной:

– Завтракать будем? Я все приготовила.

И в этот момент раздался звонок.

Когда я собрался и спустился вниз, машины уже подошли. Три «Патриота», номера сто шестьдесят первые – Ростов. Машины, судя по скатам, бронированные.

– Полковник Матросов? Александр Игоревич?

– Он самый.

– Документики разрешите?

Я предъявил украинские права – другого не было.

– Разрешите.

Меня обыскали – быстро и профессионально.

– Прошу.

Во второй машине играет музыка. Бояркин Денис Владимирович. Генерал полиции… бывший генерал.

– Добрый день…

Не отвечая, Бояркин постучал по перегородке – задние сиденья были сдвинуты назад, и между передним и задним рядами установлена перегородка. Тронулись.

– Куда мы?

– Увидишь…

Взорванный когда-то при отступлении мост восстановили на средства коспонсоров мирного урегулирования – хотя, судя по виду, простоит он недолго. Воровать меньше надо было. Сейчас, как я понял, это что-то вроде моста для шпионов на границе между Восточной и Западной Германией. Только расположено это место парой тысяч километров восточнее. Что для нас плохо.

С обеих сторон моста – люди и техника. С одной стороны – украинские флаги, с другой – международного контингента. Обманываться тут не надо, международный контингент – это гарантия того, что все будет как прежде, просто без стрельбы. Украины тут нет, не было и не будет – как никогда не будет Израиля в Секторе Газа. Эта земля потеряна навсегда, и только тупое упрямство и самолюбие не дают это признать и идти дальше, попробовать сделать что-то хорошее на месте истерзанной страны.

Из автозака выпустили Кобыльчака, с ним была какая-то… сумка, что ли. Он постоял на месте… потом, видимо, попросил закурить. Ему дали. На той стороне моста его не ждало ничего хорошего…

Я отвернулся. Чтобы не видеть всего этого.

– Курить есть?

– Ты же не куришь.

– Так есть?

Бояркин протянул сигареты, взял и себе. Закурили.

– Дальше что?

– Дальше? – Бояркин зло усмехнулся. – Дальше всем сестрам по серьгам. Твою закладку сняли, хорошо, что успели, и хохлы, похоже, не поняли еще ничего. Майдан предотвратили. Теперь будет как раньше – мир, дружба, жвачка.

…

– Меня на должность назначили. Представитель президента в Южном Федеральном округе. Буду сидеть в Ростове. Так что еще поработаем.

– Майдан-то где должен был быть? – спросил я. – В Киеве? В Москве?

– А какая разница? В Киеве… в Москве… главное, что его не будет, усек.

– Усек, – сказал я, – только… Это ведь ваш Майдан был, так?

…

– Так. Угадал-таки. Самого Моршака перекупили. А Кобыла вам своей разворотливостью и пронырливостью всю игру обломал, вот вы его и сдаете.

Бояркин сплюнул.

– Дальше что?

– Да ничего. Я вот только хочу понять – к чему мы идем. У нас есть схема, которую мы повторяем раз за разом. Мы ничего сами не придумываем, но отлично играем от противного. Есть традиция на Руси – ночью слушать Би-би-си – пожалста, вот вам Раша Тудей. Гуманитарные бомбежки – отлично, вот вам то же самое, но в нашем исполнении по Алеппо. Майдан – пожалста, вот вам теперь Майдан. Проплаченный, подготовленный, с подментованными националистами и коктейлями Молотова, разлитыми на фабричном оборудовании.

– Проблема-то в чем, я не пойму?

– Проблема? Проблема в том, что есть проблемы. Как бы тупо это ни звучало. И мы их не решаем и другим решать не даем. Игра от противного? Отлично, супер просто – только скажи, хоть одну реальную проблему, стоящую перед Украиной, мы решили?

– Что-то я тебя не пойму, а что тебя так проблемы Украины-то заботят?

– Заботят, Денис Владимирович, реально заботят. Мы в свое время взяли эту страну целиком. Просто защитив людей от охреневавших в атаке поляков. А сейчас? Сейчас мы только ненависть плодим. За которую еще дети наши платить будут. Дети наши и внуки. Русские потому и создали величайшую страну, потому что реально приходили и реально защищали тех, кто не мог защитить себя сам. А что бы мы сделали сейчас? Договаривались бы с Варшавой о дерибане потоков или что?

– Да пошел ты!

– Уже ухожу. И провожать не надо.

И я пошел прочь. Пофиг на все.

– Ты куда?! – крикнул сзади Бояркин.

– На автобус! – крикнул в ответ я. – До Донецка сам доберусь…

Бояркин выругался, достал телефон.

– Догнать, Денис Владимирович? – сзади подступил порученец.

– В машину… идиот.

На остановке я достал телефон. Набрал Аню. Та ответила почти сразу.

– Ты где?! Я тут…

– Я сейчас приеду.

– Ты в Донецке?

– Я сейчас приеду, – повторил я, – жди…

Маршрутка уже виднелась на дороге желтым пятном…

– Видишь его?

– Так…

Черный джип стоял дальше по дороге, на выезде с одной из копанок. В джипе было четверо.

– Шо, один?

– Похоже.

– Да быть не может. Ловушка это.

– Дай гляну…

Водитель уставился в небольшой монокуляр.

– Точняк он.

– Бусик идет…

Водитель – а это был Богдан Ющук – передал монокуляр обратно. В зоне АТО он нашел побратимов – «Айдар», настоящий. И снова сделал выбор.

Такова Украина.

– Значит, так. На следующей остановке Туз садится в бусик и нюхает там. Если все чисто – дозвон сделаешь. И – работаем. До Донецка все надо сделать.

Один из пассажиров перевалил сзади, из багажника, большую сумку, жикнул молнией. Под черным брезентом – вороненая сталь автоматов. У пассажира была наколка на тыльной стороне запястья – две буквы. SS.

– Погнали. Слава нации.

– Смерть ворогам…

Закят – предусмотренный Кораном сбор с мусульман, джизья – сбор с немусульман, живущих на земле мусульман. Под видом сбора закята и джизьи ширится новый рэкет, с религиозной подоплекой, причем не только на Кавказе. Приходят двое и говорят: плати закят, а то сожжем. Ах, ты не мусульманин? Тогда плати джизью. Разница с рэкетом девяностых в том, что если у рэкетира девяностых было два пути – в тюрьму или в могилу, то религиозный рэкетир имеет возможность выехать на Ближний Восток и присоединиться к ИГИЛ.