Николай Чадович - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

— Эт-то что такое? — привстал озадаченный Косой.

— Это я,— объяснил Лаэль, спрыгнул на пол и принялся, как большая курица, отряхивать крылья. А в углу комнаты, возле двери, начал шевелиться, взбухать паркет.

— Государственность должна быть безопасной! — воскликнул Косой и потянулся к ящику стола.

— Руки вверх! — взламывая паркет, вынырнул наверх Мёрцифель и, вытянув за собой громадную, облепленную глиной допотопную пушку, пуганул:

— Ба-бах!

— Товарищи химеры,— пролепетал Косой,— прошу учесть тот факт, что всю свою сознательную жизнь службу я нес достойно. И... перестойно.

Но его уже никто не слушал. Лаэль подсадил меня к окну. А затем, взяв меня к себе на спину, кинулся вниз с седьмого этажа, на котором мы, оказывается, были. Где-то в районе четвертого, когда я уже попрощался с жизнью, он расправил крылья, и мы круто взмыли в поднебесье.

— Смотри вниз,— сказал мне Лаэль.— видишь хоть одно дерево? Так-то. Все уже давно на материальную базу пошло. А что, может, на базу и полетим?

— Нет, давай в следующий город.

— Хозяин — барин.

Тут только я заметил, как он изменился. А мне казалось, что времени прошло совсем-совсем мало. Сейчас ему, старику, наверное, очень тяжело.

— Может, я лучше пешком? — спросил я,— Что-то ты не очень выглядишь.

— Ничего,— усмехнулся он,— дотянем.

— И перетянем,— не удержался я.

Мы долго летели. А в конце пути Лаэль сказал:

— Тебе привет от Дины.

— И ей от меня привет,— сказал я. И вспомнил, как мы прощались.

(Музыка та же).

В этом городе деревья ценили очень. Были они густыми, ветвистыми, широкими. Но очень низенькими. Оказалось, это — специально. Деревья тут нужны были такие, чтобы побольше листьев и легко было собирать. Листья квасили в кадках.

По прибытии я был определен помощником бригадира четвертого участка. В мои обязанности входило докладывать бригадиру о готовности бригады к укладке листьев в кадки. Ставки и ежемесячной десятипроцентной надбавки за честность вполне хватало мне на то, чтобы трижды в день покупать в столовой свою порцию квашеных листьев.

На работе у меня было много свободного времени, потому что после доклада я был абсолютно свободен. Порой мне казалось, что я ничего не делаю. Но от чего же тогда я так смертельно уставал к вечеру? Уставал до полной потери памяти.

И вот по ночам я стал говорить себе: «Ты свободен. Ты можешь двигаться куда пожелаешь. Ты человек. Ты светел». А по утрам меня стало тошнить от квашеного, и я стал пить по утрам ключевую воду. А вскоре пить воду я стал вместо обеда и вместо ужина.

И память возвращалась ко мне по мере того, как высыхало тело мое. И я почувствовал силу. И способность сказать. И я вставал и шел в лес. Там, на поляне, я воздымал очи к звездам и кричал деревьям что есть силы: «Вы свободны! Вы можете расти сколько хотите! Вы — деревья! Вы светлы!»

И я делал так каждую ночь.

Как-то бригадир пришел от начальства хмурый и сообщил, что срывается график. Недопоставка сырья. По неизвестной причине деревья становятся выше, листосбор затруднился. Да и лист становится тонким, прозрачным. Оттого, наверное, что деревья перестали принимать удобрение (измельченные отходы деревообработки), а признают теперь только чистую воду.

Вечером та, что делила ложе со мной, сказала:

- Если ты и в эту ночь исчезнешь, тебя будут искать специальные люди.

Я испугался. Но когда звезды из окна заглянули мне в глаза, я ничего не смог поделать. Я поднялся и в страхе побрел в лес.

Физически я очень ослаб за эти дни. Я еле добрался до деревьев. Но когда я снова увидел, как за это время вытянулись они, мне стало полегче.

— Здравствуйте! — крикнул я.

— Здравствуйте,— эхом откликнулись специальные люди в черных плащах, выходя из-за стволов.

— Деревья должны быть высокими! — крикнул я им. Они придвинулись чуть ближе.

— Люди живут, чтобы жить! Люди свободны! — крикнул я, и они приблизились еще.

Я сел на траву и прокричал:

— Вы такие же, как я, но вы себя боитесь!

Кольцо сжалось невыносимо.

Я позвал:

— Мёрцифель, Лаэль! — Я был уверен, что они тут же возникнут передо мной. Но этого не случилось. Неужели они уже так стары? Тут только я испугался по-настоящему. И растерялся. Что-то нужно было делать. Откуда-то из детства выползло спасительное заклинание. И я сказал в нависшие надо мной маски:

— Уходите, это мой лес. X... вам, а не деревья.

Крепкие руки, руки, на которые можно положиться, осторожно подняли меня, ласковыми движениями сняли с меня одежду и бережно облачили в белую рубашку с такими длинными рукавами, что они несколько раз обвились вокруг моего тела.

И красивая белая машина понесла меня в следующий город.

И красивый белый свет втекал в меня, попадая в машину через стекло.

(Музыка та же).

— Почему они корнями вверх? — спросил я у одного.

— Потому что они такие, как мы. А мы тут все такие.

— А можно ли уйти отсюда?

— Можно. Но прийти куда-либо нельзя.

Сразу они такими были или стали расти вниз оттого, что их удобряют здесь специальными таблетками?

А мне задавали дурацкие вопросы, я же делал вид, что не понимаю, ибо иначе пришлось бы мне давать дурацкие ответы.

Ночами же я думал. И понял я, что побег — долг мой. Что ошибся. Нигде нет выше.

Никто и не думал, что я могу. Все думали, что я уже исчез. А я вылез из окна, пробежал мимо торчащих из земли уродливых корней перевернутых деревьев, забрался на высоченный забор.

Брат мой — месяц — помогал мне искать дорогу. Но главным моим вожатым была сестра моя — тоска по дому. Я бежал и бежал, продираясь сквозь грязные лохмотья жизни, которыми обросла дорога назад.

...Вот он. Это он? Эта покосившаяся хибара? И этот выживший из ума старый голубь на чердаке — Лаэль?

Подвал.

— Мёрцифель! — позвал я. Но звук без сил упал на пол. Я посмотрел на то место, куда он упал, и увидел крысу. Она улыбалась мне и, мертвенея, силилась что-то сказать... Я похоронил ее возле крыльца.

Пробежав через запущенный сад — через заросли крыжовника и малины,— я миновал то место, где раньше был забор, и очутился в соседнем дворе.

— Дина! — крикнул я.

Тишина поспешила ко мне на зов.

— Дина!!! — крикнул я снова, вкладывая в этот крик всего себя.

Вновь только тишина назойливо вторила мне. И я подумал в этой тишине: «Нет! Не может быть, чтобы все было зря! Все было зря?!» Или это я кричу? Да, я кричу.

Что я видел: деревья здесь точно такие же, как и везде. Вот — из-за крон их испуганно глядит на меня брат мой. А кроны — так близко...