Евгений Щепетнов - День непослушания [litres]

Матрас так и остался лежать на месте – красный и страшный, как пыточное ложе.

Настя заледенела. Она сделалась холодной, как труп, как остывшее тело несчастной Вали, как статуя из мрамора, бесчувственная и ледяная. Только бы сдержаться! Только бы не взорваться, как бомба!

И она сдержалась. Даже когда в комнату вошла Машка, одетая в спортивный костюм, с бейсбольной битой в руках, Настя не бросилась на нее, не вырвала биту, не воткнула ей в глотку отточенную пилку, спрятанную в густых волосах. Только лишь смотрела и запоминала – толстогубую морду с бесцветными глазками, с хитрым прищуром смотревшими на девушек, толстые ляжки, обтянутые тонкой тканью «типадидасов», полную грудь, торчавшую вперед, как буфер вагона. Запомнила. Теперь не забудет.

– Ну что, сучки, как вам? – Машка захихикала и указала на пропитанный кровью матрас. – Ей понравилось! И вам понравится! Я вам это устрою! Погодите еще! Валька тоже гордая такая была, и где она теперь? Крысы жрут! В мусорном контейнере! И вы…

Она не договорила. В комнату вошел один из тех, кто захватил Настю и Лену, Настя не знала его имя. Он оттолкнул ухмыляющуюся Машку и с почти незаметным акцентом объявил Насте:

– Идешь за мной. Попробуешь бежать – я тебе ноги отрублю. Ползти и показывать адрес сможешь, на руках поползешь. И если ты нас обманешь, она, – он указал на Машку, – забьет тебе в зад палку.

– Да, да! Забью! Мне нравится это дело! – захохотала Машка, и Настя увидела в глазах девки горящий огонек безумия. Она в самом деле была безумна! И, вероятно, была безумна еще до того, как начались Дни непослушания. Первый же День непослушания просто подстегнул, активизировал зреющее сумасшествие и позволил ему вырваться наружу. Вероятно, как и у многих из этой общины. А как известно, безумие заразно. Это как эпидемия – только психическая. Нельзя оставаться нормальным в обществе, где правят безумцы.

Настя оглянулась на Лену, и та медленно прикрыла глаза: «Прощай!» Настя шагнула к двери и пошла, стараясь не наступать на темную кровавую дорожку. Но потом передумала и нарочно встала на кровь, чувствуя, как липнет к подошве загустевшая субстанция. Пусть у нее будет частичка Вали. Вали… как ее фамилия?! О господи… неужели забыла?! Константинова! Валя Константинова! Теперь не забудет. Нет, не забудет!

Ее вывели на улицу, толкнули, уронив в открытый багажник «Приоры». Машин, как и в прошлый раз, было две – белая «Приора» и еще какая-то… Настя не знала такой модели, да ей было и все равно. В багажнике душно, сильно пахнет бензином, а еще чем-то кислым, неприятным… блевотиной. Точно – блевотиной. И как бы не ее собственной.

Почему-то подумалось о том, что утром не покормили. Есть совсем не хотелось – какая еда? После таких-то… событий. Но все равно мысль эта упорно лезла и лезла в голову, назойливая, как трупная муха.

Ехали недолго, но, как оказалось, не в Юбилейный. Судя по разговорам, приехали в «Леруа Мерлен», который находился чуть дальше Юбилейного, в районе Гусельского моста.

Часть группы ушла, часть осталась у машин – разговаривали, смеялись, обсуждали сегодняшние дела и вчерашние развлечения. Настя заткнула уши – она не хотела слышать то, что говорили эти чудовища. То, над чем они радостно смеялись. И снова она поражалась тому, до какого днища, до какой низости могут дойти люди, если убрать малейшие ограничения в их жизни. Впрочем, а разве они были когда-то этими самыми людьми?

Настя постучала в крышку багажника, разговоры притихли. Потом послышались шаги, скрипнули петли крышки багажника, и над ней нависло узкое, хищное, худое лицо парня:

– Че хочешь, э?

– В туалет хочу! Меня в туалет сегодня не водили!

– Терпи, э! Потом сходишь!

– Я сейчас прямо здесь наделаю! – зло сказала Настя. – Ты сам попробуй потерпи, если приспичит! Ты хочешь, чтобы у тебя тут воняло?

Парень подумал, потом вяло махнул рукой:

– Вылезай! Только, э! Смотри! Думай башкой!

– Буду думать! – не сдержалась Настя и, осторожно разгибая затекшие ноги, полезла наружу. Вылезла, осмотрелась – точно, в магазин ушли семь человек, если считать, что в машинах было всего десять. Хотя могло быть и больше – все-таки это не взрослые люди, а подростки, они могли набиться в салон в большем количестве.

На то и был ее расчет – что большинство их уйдет.

– Куда пошла?! – дернул за поводок парень и больно пнул Настю в зад острым кончиком туфли. – Здесь делай!

– Мне что, гадить у вас на глазах? Направить зад прямо на них? – Настя показала на ухмыляющихся парней. – Вам нравится смотреть, как кто-то гадит? Извращенцы, да? Или вам запах нравится?

– Тьфу! – Один из парней сплюнул. – Грязная сучка! Отведи ее за машину, пусть там делает! Не хочу смотреть на это!

Парень скривился, но дернул за ошейник и повел Настю за угол здания, держа в правой руке бейсбольную биту, в левой поводок. Зайдя за угол, остановился, натянул поводок и приказал:

– Делай, быстро! И смотри, башкой думай – не дергайся! А то плохо будет!

Настя присела в «позу орла», нарочно усевшись так, чтобы зад был нацелен в конвоира, и «зажурчала». Конвоир мельком глянул, выругался матом по-русски и тут же отвернулся. Настя усмехнулась – она знала! Все-таки это ведь дети Кавказа, а там к таким вещам относятся очень щепетильно. Позорно оказаться с обнаженным задом в присутствии людей. Если с чеченца прилюдно сдернуть штаны и трусы, он от стыда пойдет и повесится. И уж точно джигит не должен стоять и смотреть, как испражняется женщина! Это противно и даже позорно!

Настя рванула обломок пилы, который Валя затачивала о бетон стены. Он был привязан волосами с максимальной надежностью, какой только можно было добиться. А значит, отрывать его пришлось с болью. Но Настя почти не почувствовала боли – только что-то вроде ожога. Она не могла ни о чем сейчас думать, кроме: «Хоть бы не посмотрел! Хоть бы не обернулся».

Настя слышала, что уголовники даже на воле всегда стараются сидеть на корточках – это что-то вроде визитной карточки прошедших через тюрьмы и зоны. Ну как у негров в Штатах – спущенные с задницы штаны без ремня, едва не падающие на землю. У негров такое потому, что в тюрьме полицейские отбирают ремни. А вот объяснение обычая российских зеков Настя однажды случайно прочитала в сети. Как оказалось, при перевозке – еще в сталинские времена – заключенных сажали на землю. Не для того, чтобы им было удобно, а только лишь для того, чтобы те не напали на конвой. Попробуй-ка соверши героическое нападение, сидя на земле! Ну и понятно, что все места, где обитали зеки, обычно находились на севере, где земля холодная даже летом, не говоря уж о зиме с сибирскими трескучими морозами. Ну так вот, чтобы не отморозить внутренности, зеки сидели на корточках. И попробуй-ка выпрыгни из этого положения, когда ноги твои затекли от долгого сидения!