Джош Рейнольдс - Фабий Байл: Повелитель клонов

Мерикс горько рассмеялся.

— Тебе бы следовало уже усвоить, брат. — Он покачал головой и направился к рассыпающемуся валу. Именно там предстояло провести децимацию. — Среди этих жестоких звезд нет такого понятия, как милосердие.

Фабий шагнул в тускло освещенный коридор, сопровождаемый стаей пробирочников. Сбившиеся в толпу существа сопели и тихо роптали на собственном языке, наличие которого вызывало у Фабия некоторую озабоченность. Он не рассчитывал, что они когда-нибудь заговорят. Он вообще не закладывал в них способность к биокоммуникации. Тем не менее они взаимодействовали. И так продолжалось веками.

— Жизнь находит путь, — пробормотал апотекарий себе под нос, вспомнив давнее правило: жизнь сохранится, какие бы враждебные условия для нее ни создала Вселенная. Пробиркорожденные превосходили его ожидания, стали чем-то большим, нежели он хотел. Чем-то великим. Одного этого уже было достаточно, чтобы убедить его в правильности избранного пути. Что бы ни случилось, его творения выживут. Эта мысль принесла ему некоторое успокоение.

Один из пробирочников булькнул предупреждение, на что Фабий кивнул с улыбкой:

— Да, я знаю. Они следили за нами от последней переборки. Твои сородичи весьма осторожны и наблюдательны. Мы все должны быть такими, чтобы выживать в Галактике.

Фабий чувствовал на себе взгляды своих детей. Этот коридор когда-то использовался для перевозки тяжелых грузов в верхние трюмы и потому был просторнее большинства прочих; поверху шел густой полог из трубопроводов, кабелей и вентиляционных шахт. Пластины корпуса здесь выгибались, как неровные стены каньона, разливая по палубе глубокие лужи теней. Он подметил ряд светильников, которые выглядели самодельными.

Трубы над ним скрипели и шуршали, из их переплетения доносился кроткий смех, похожий на детский. Фабий остановился и посмотрел вверх — по навесу сновали маленькие существа, наблюдая за ним глазами, которые ловили свет и отражали его.

— Сообщите ей, что я здесь, дети, — мягко сказал он, и неясные силуэты исчезли, словно испугавшись.

Он усмехнулся. Как и пробирочники, первые поколения его неолюдей не могли размножаться без его вмешательства. Но все изменилось. Более того, продолжало меняться. Эволюция в действии. Жизнь искала свой путь. В трюмах и отсеках, пустовавших в течение многих столетий, теперь звучали шорох голосов и крики младенцев.

На протяжении веков Фабий заселял своими новыми людьми пограничные миры по ходу вращения Галактики, подальше от центра Империума, чтобы никто не смог причинить им вред. После Парамара он стал осторожнее. Отныне его творения не могли править открыто, как там, не рискуя всем, что он пытался построить.

Во всяком случае, пока не могли.

Как только он подошел к тяжелой переборке, укрепленной совсем недавно — вероятно, во время переворота, — оптические датчики установленного над ней черепа-сервитора щелкнули и зажужжали, а из высохшего рта вырвался луч болезненно-зеленого света. Просканировав идентификационные знаки на боевом облачении старшего апотекария, сервитор установил его личность, и спустя несколько мгновений дверь со стоном открылась.

Волна шума окатила Фабия, едва он ступил в переделанный ангар, где раньше базировалась транспортнобоевая и истребительная авиация. Вся техника пропала, и теперь это было место общего сбора разрозненных стай его неолюдей. Сюда они могли прийти, не опасаясь соперничества и вражды, царивших в их повседневной жизни. За порядком тут присматривали старейшие из предводителей свор.

— Игори, — позвал Фабий, когда за ним закрылся люк.

— Вы живы, Благодетель. Это хорошо, ведь когда вы мертвы, нам хлопотно. — Игори присела на перила смотровой площадки. Нахмурившись, она глядела на него прямо, одной рукой лениво играя ожерельем из зубов. — Все в порядке?

— Как никогда, — ответил Фабий. — Мне дали понять, что ты и твои стаи собрали неплохой урожай желез. Превосходно, моя дорогая.

Он присоединился к ней у перил и посмотрел вниз. Расположенная ниже палуба превратилась в логово для его новых людей — или, по крайней мере, одного их племени. Некоторые дрались друг с другом, другие сидели за тихим разговором. Кто-то занимался своим снаряжением, разбирая оружие или точа лезвия. Парочка тренировались против специально модифицированных боевых сервиторов, а иные свежевали и разделывали нечто, пойманное на нижних ярусах. Вполне вероятно, это нечто раньше было человеком, но теперь оно превратилось просто в мясную тушу.

— С каждой охотой они приобретают все больше опыта, — произнесла Игори. — Скоро я им не понадоблюсь. — Голос ее казался печальным. Не напуганным, а просто… грустным. — Кто-то из них в ближайшее время бросит мне вызов. И они победят. — Старуха посмотрела на Фабия. — Будете ли вы оплакивать меня, когда меня не станет, Благодетель?

Байл не ожидал такого вопроса, но сам не заметил, как начал кивать.

— Разумеется. Но не волнуйся, ты продолжишь существование в своих детях и детях их детей. Они наделены твоим свирепым нравом, твоей силой. Равно как ты наделена силой, которую я даровал тебе в прошлом.

Игори кивнула.

— Она предупредила, что вы так скажете.

— Кто?

— Имени не знаю. Лишь ее голос и лицо. Она переменчивая и неизменная одновременно, рогатая и с копытами, как у нерожденных, но… она не из них.

Фабия проняла дрожь.

— Ты… ты встречалась с этим существом?

— Иногда она снится мне. Она зовет вас отцом.

Фабий наморщил лоб.

— А что еще она говорит?

Игори наклонила голову, и жест этот показался ему нечеловеческим. Чуждым.

— Ничего особенного. Мы просто… гуляем вместе. Она показывает мне разные вещи. Саму себя в детстве, полагаю. И вы там присутствуете. Вы учите ее, Благодетель. Как учили меня.

— Да, — кивнул старший апотекарий и затем продолжил, но уже не так громко: — Да, я учил ее. Но я не видел ее много столетий, кроме как краем глаза или во сне.

Мелюзина [5]

. Его первое истинное творение. Существо, рожденное из его плоти и выращенное в придуманной им биоутробе. Она появилась на свет еще до его неудачных попыток клонировать примархов, до появления Лжехоруса. Мелюзина привела Фулгрима в такой ужас, что он утащил ее в изнанку Вселенной. Еще одно преступление среди многих, что его геноотец совершил против него с тех пор, как они ушли из-под знамени лоялистов на Истваане.

Какой бы Мелюзина ни стала, теперь она была совершенно другой, не такой, как помнил ее Фабий. Она провела слишком много времени в ночном лесу и превратилась в нечто, что он и сам едва узнал. В последний раз, когда он ее видел, она пришла с предупреждением, но слишком поздно, а может, слишком рано. Однако апотекарий не держал на нее зла. В случае с Мелюзиной он испытывал лишь горькое сожаление.