Джош Рейнольдс - Фабий Байл: Повелитель клонов

Флавий поймал взгляд Майшаны, и та резко опустила голову. Ищейки жадно смотрели на воинов Алкеникса. Фабий знал, что, если он отдаст приказ, они без промедления нападут, но, скорее всего, погибнут все до единого. Обычно он не колебался, но они и без того понесли чересчур большие потери в этой экспедиции. Слишком много отборных особей лежали мертвыми в чертогах из призрачной кости. И все же Фабий отчаянно не хотел, чтобы Алкеникс одержал верх, и потому шагнул навстречу, не опуская игломет. Префект наклонил голову, наблюдая, как Фабий приближается к нему.

— В подобных ситуациях обычно складывают оружие, — сказал он.

— А я никогда и не был обычным, — дерзко выпалил Фабий, проигнорировав то, как задергались окружающие его Дети Императора. — И я никогда не сдавался, особенно такому зазнавшемуся подхалиму, как ты, Флавий.

— В противном случае тебя ждет смерть.

Байл засмеялся.

— Я уже умирал раньше. — Фабий позволил стволу игольника опуститься, и его прицельная сетка зафиксировалась на точке между нагрудником Алкеникса и шлемом. — Эти иглы могут пронзить все что угодно, кроме разве что самого толстого керамита. Смесь внутри них разрушит твое тело, клетку за клеткой, пока от тебя не останется ничего, кроме неприятного запаха. Я не боюсь смерти, Флавий. А ты?

Алкеникс похлопал себя по наплечнику плоскостью клинка.

— Нет. Но я и не тороплюсь умирать. Я мог бы просто попросить их пристрелить тебя…

— Ты сам сказал: если бы явился прикончить меня, то оставил бы на милость арлекинам. Получается, я нужен тебе живым.

— Все так. Живым, но необязательно в целости и сохранности. — Мощным движением Алкеникс воткнул свой меч в психокость. — А может, нам стоит уйти, как думаешь? И выбирайся отсюда как хочешь. Подозреваю, со временем тебе это удастся, — он показал пальцем вверх, — если, конечно, арлекины позволят.

Фабий посмотрел наверх и увидел бледные овалы театральных масок, выглядывающих из сумрака зала. Из вокса донесся непонятный шорох, что-то среднее между смехом и стоном вожделения. Внезапно Фабий опустил «Ксиклос»-игольник.

— Хорошо. Я… сдаюсь.

— Громче, Паук. Чтобы публика могла слышать. — Алкеникс поднял свой меч и постучал им по плечу Фабия. — А то вдруг я не так тебя пойму.

Фабий отмахнулся от клинка.

— Я сдаюсь, — повторил он, убирая пистолет в кобуру. — Хотя я бы спросил, кому именно сдаюсь. Кто послал тебя, Флавий? От чьего имени ты здесь изрекаешь угрозы?

— Чего тут думать, единственная настоящая власть — у первого лорда-командующего. — Алкеникс бросил меч в ножны и отвернулся.

— Лорд-командующий?.. — с сомнением начал Фабий.

— Он самый. Лорд-командующий Эйдолон желает насладиться твоей компанией, Фабий.

«Везалий» протиснулся сквозь Око в сопровождении еще одного корабля — боевой баржи «Кара за грехи». Массивный корабль был крупнее «Везалия», и ему не составило бы труда уничтожить его, если до того дойдет. Впрочем, Алкеникс привел на борт фрегата более чем достаточно воинов, чтобы все прошло гладко.

Эльдары отступили в Паутину почти в то же мгновение, как ДШС Алкеникса сел на взлетной палубе истребителей «Везалия». Тем не менее Фабий приказал навести орудийные батареи на рукотворный мир — на тот случай, если арлекины еще не покинули его. К сожалению, Алкеникс выбрал как раз этот момент, чтобы утвердить свою власть. Поэтому они оставили мир-корабль там же, где он и плыл, и со всей поспешностью покинули лабиринтное измерение. Но, по крайней мере, по настоянию Фабия они разрушили пространственные врата.

В настоящее время воины Третьего рыскали по каждой палубе фрегата. Фабий сумел распознать среди них членов не менее четырех разных миллениалов, а также отступников более позднего периода. С катастрофическим окончанием Легионных войн Дети Императора были вынуждены пополнять свои истощенные ряды кем угодно, кто только попадался. В итоге мелодичные акценты кемосиан смешались с нестройным гнусавым говором выходцев с Нострамо и даже несколькими терранскими диалектами, которые он не слышал с тех пор, как Фулгрим взял лаэранский клинок.

Фабий шагал по коридору в свою лабораторию, едва не скрипя зубами от негодования. У каждой переборки и транзитного лифта стояли захватчики. Его последователи, не считая нескольких исключений, теснились на нижних палубах, тогда как его самого прогнали с командной палубы, очевидно, просто из злости.

В конце концов, Алкеникс всегда был озлобленным болваном. Еще будучи рекрутом, он выказывал апотекарию лишь презрение, наблюдая за его возвышением до чего-то большего, нежели человек. В Алкениксе явственно ощущалось высокомерие Старой Европы. Неудивительно, что Эйдолон послал именно его. Впрочем, Флавий был не из бестолковых декадентов, легко отвлекающихся от выполнения приказа на развлечения. На него можно было положиться.

Вопрос состоял лишь в том, зачем Эйдолон вообще его послал. Какую цель он преследовал, посягая на суверенитет старшего апотекария? Фабий тряхнул головой. Предположения прорастали в трещинах его уверенности, как сорняки. Он никогда не считал Эйдолона врагом — самопровозглашенный первый лорд-командующий держал с ним дистанцию задолго до разрушения Града Песнопений. Фабий всегда полагал, что какой-то смутный остаток благодарности защитит его от внимания Эйдолона. Теперь же он увидел, как глупо было рассчитывать на это.

— Лучшие стороны наших душ отмерли давным-давно, — пробормотал он.

Но существовала и иная вероятность, которую он не рассматривал какое-то время, к тому же до сего дня она никогда не казалась значимой. Возможно, еще одна ошибка в его длинном списке. С другой стороны, кто мог заранее сказать, что конклав Феникса был чем-то большим, нежели грандиозным обманом Каспероса Тельмара?

Предположительно, по словам самого Тельмара, конклав Феникса являлся собранием умов во главе с Эйдолоном и, будучи составленным из тех, кто управлял осколками Третьего, якобы стремился восстановить легион и вернуть ему вящую славу.

Нередкая история в эти трудные времена. У каждого легиона имелась своя вариация на эту тему. Абаддон, к примеру, хорошо использовал неизбывную потребность быть частью чего-то большего, от которой страдало так много братьев, и манипулировал ими, чтобы построить собственный легион из пепла старого. Возможно, Эйдолон чему-то научился у магистра войны.

— Если бы братство действительно много значило для нас, мы бы не отказались от него столь беспечно годы назад, — сказал он вслух, когда вошел в свою лабораторию. Звукозаписывающее вокс-устройство в его броне тихо щелкнуло, сохранив это утверждение для потомков. — А теперь, чтобы вернуть то, что когда-то так охотно отбросили, мы жертвуем всем. Мы совсем растеряли достоинство.