Вадим Картушов - Стазис

– Ого.

– Вот да. Но тогда я не поняла, что это сон. Ходила, плакала, искала выход, холодно очень. Звала ребят, кричала. А потом увидела здание – большое, этажей пять или десять. Не помню. В одном из окон горел свет. Я на него шла и вышла.

– Откуда в Красноармейске большое здание? Многоквартирный дом? – спросил Горбач.

– Да не в Красноармейске же, ну. Во сне.

– Ага.

– Я вышла и оказалась в Москве.

– Там Кремль был?

– Ничего там не было.

– А как ты поняла, что это Москва?

– Слушай, это сон же, – сказала Лиза сердито. – Там сразу понимаешь. Тебе сны никогда не снились, да?

– Вообще ты права, – признал Горбач.

– Так вот, ничего там не было. Мост обрушенный, речка какая-то, церковь. И этот дом, где свет горел. Мне стало интересно. Я пошла туда и поднялась по лестнице в квартиру, где свет горел.

– А там?

– А там спал человек, – сказала Лиза. – Ему что-то плохое снилось, он стонал, катался по кровати. Кровать такая маленькая, узкая, простыня драная. Мне стало его жалко. Я подошла и по голове его погладила. Ему стало легче, он перестал стонать. Потом я проснулась в настоящем лабиринте.

– И с тех пор умеешь играть в «топор-пилу», – сказал Горбач.

– Да, – сказала Лиза.

– А кто был этот человек? – спросил Горбач. – Во сне не сказали? Как про Москву?

– Не сказали, – ответила Лиза.

– Жалко.

– Жалко, – согласилась Лиза. – И еще жалко, что я не попробовала его разбудить.

– Думаешь, получилось бы?

– Нет, – сказала Лиза. – Вряд ли. Но попробовать никто не мешал. Да?

Они разговаривали долго. Лиза поначалу стеснялась, говорила уклончиво, пыталась сгладить углы. Но Горбач показал себя внимательным слушателем. Он перестал перебивать, не пытался спорить, волевым усилием избегал недоверчивого вида, даже когда Лиза рассказывала совсем уж странные вещи.

В какой-то момент Лиза замолчала. «Мне надо ее расслабить, – подумал Горбач. – Какую-нибудь шутку выдумать или сказку. Совсем ребенок погрустнел». Горбачу не хотелось, чтобы она грустила.

Кортеж грузовиков продолжал движение. Они приближались к Владимиру. Позади уже остались Покров и Петушки. Горбач никогда не бывал здесь, но в детстве любил рассматривать старые географические карты и многое помнил. Ему захотелось рассказать ей сказку про эти города, но он ничего не знал о них. Пришлось выдумывать и придуриваться. Лиза сначала смотрела недоверчиво и широко открывала глаза.

– В каком смысле на собаках ездили? – спросила она. – Собаки маленькие же. Если на нее взрослый мужик сядет, собака сломается.

– Правду тебе говорю, все в летописях есть, – сказал Горбач. – Ездили на собаках и сами на четвереньках иногда бегали. Этим Покров по всем землям славился. Собачеград его называли. Однажды воины Покров приехали завоевывать, а там какая штука случилась…

– Кто приехал?

– Очень старый могучий клан воинов, его уже нет больше.

– Как он назывался?

– Назывался он секретно, сейчас этого никто уже не знает. Но я древние книги читал и знаю.

– Ну как же?

– Жопошники.

– Не бывает таких названий, – сказала Лиза. – Над ними смеяться должны были.

– Потому они и были секретные. Жопош – это такой большой топор, они ими дрались люто, прямо всех рубили в фарш. Но никто не понимал, что это грозные воины, потому что они Жопошники. Они очень обижались и от этого еще больше всех убивали. А потом уже название тайное сделали. Устали так жить.

– И зачем им Покров?

– Какой Покров? – удивился Горбач. – А, Покров. Люди и собаки. В общем, приехали они Покров завоевывать. А жители Покрова заранее узнали, что Жопошники идут – им собаки налаяли. Они язык собачий знали, я же говорил?

– Не говорил.

– Вот, говорю. Очень умные были собаки. Налаяли им, что Жопошники идут. А в Покрове правил мудрый князь. Он подумал-подумал и велел каждому взять себе по собаке, чтобы не потеряться, надеть меховушку кверху мехом и встать на четвереньки. Жопошники пришли – что за чудеса? Одни собаки в городе. И вода в колодцах есть, и земля распахана, и вышки стоят, и даже какое-то электричество проведено, и свечи горят в домах.

– И что Жопошники сделали? – спросила Лиза заинтересованно.

– Пришли, натурально, в правительство. Там сидит князь покровский, который всех научил надеть меховушки. Научил, а сам не стал. Ему главный воевода говорит – где все люди? А он говорит – какие люди? Собаками я правлю, разве не видишь? Шли бы вы, ребята, а то сами в собак превратитесь, буду и вами править, – сказал Горбач.

Он вещал, как сказитель – раскатисто и певуче. Менял голос, когда говорил за князя и воеводу. Получалось, наверное, не очень. Горбач сомневался в своем актерском таланте. Но Лизе нравилось. Она перестала смотреть на него как на идиота – видать, поняла, что придуривается. Сидела и слушала, подперев подбородок кулаками.

– Они ушли? – спросила Лиза.

– Поломали вокруг все со злости. Но чего делать, не собаками же править, правильно? Да и испугались. Вдруг сами собаками станут.

– Хитрый в Покрове князь.

– Хитрый. Только убил его воевода со злости. Да князь знал, что так и будет. Он всю стражу отпустил и даже меч не поднял. Князь покровский побольше них знал.

– А потом?

– А потом Жопошники превратились в собак, – сказал Горбач серьезно. – Это княжеское собачье проклятие. Они превратились в бурых собак, а местные собаки выгнали их из города. Теперь они бродят по всей Территории, ищут своего воеводу, чтобы все вернул, как было, да не могут найти и от того злятся еще сильнее. Ты знаешь таких собак. У нас в Красноармейске тоже были. Ходят и простить не могут своего воеводу за то, куда он их привел. Кроют его разными словами на собачьем языке, но никто не может перевести, потому что в Покрове никого не осталось. А если кто и знает собачий язык, то молчит.