Вадим Картушов - Стазис

Офицеры и дружинники лежали вокруг большого стола. Кто-то из них успел понять, что происходит, и попытался сбежать. Иные упорные почти доползли до порога. Этих бойцы Храбрецов добивали топором по голове или выстрелом в упор. Большинство Хлеборобов умерли за столом. В зале стоял тяжелый запах крови, испражнений, рвоты и чего-то сладкого, словно миндальный пирог с жженой сгущенкой. Будь запах немного гуще, Горбача бы стошнило. Но он вспомнил, что рядом Синклер с Лизой, и смог удержаться.

В живых остался только князь. Наверное, он мало пил или ел. Князь всегда боялся, что его отравят на пиру, и начинал есть последним. Привычка спасла ему жизнь. Он бродил между столами, спотыкался о тела, бормотал и вскрикивал. Иногда останавливался, чесал голову и удивленно присвистывал.

Горбач заметил группу Храбрецов. Они стояли в тени у стены, охраняя вход. Никто не спешил убирать трупы или разбираться с князем. Храбрецы стояли, словно статуи наблюдателей.

– Почему не добили? – спросил Синклер.

– Князя? – переспросил один из Храбрецов. – Ингвара ждем. Может, поговорить с ним хочет.

– Он может говорить? – уточнил Синклер.

В этот момент князь дико завизжал, пытаясь растрясти своего воеводу. Тот грузно упал под стол. Он едва не сбил князя с ног, чем заметно его огорчил.

– В основном воет и скрежещет, – сказал боец Храбрецов. – Вообще не понимаю, как ему такие звуки удается издавать. Правда, это поразительное что-то. Иногда ему кажется, что вокруг куклы, и он начинает с ними драться. Потом убегает в угол и просит у них прощения. Потом требует чего-то, разговаривает с ними, в рот дует. Потом опять воет. Еще он обоссался, если изволите заметить. Впрочем, на общем фоне незаметно.

– Понятно, – сказал Синклер.

Он пошел к князю, аккуратно ступая между трупами и разбросанной посудой. Горбач пошел за ним, но Синклер обернулся и покачал головой. – Убивать не надо, – попросил боец Храбрецов.

– Не собираюсь, – сказал Синклер. – Где Коршун? Худой, высокий. Бородка, очки. Глава княжеской безопасности.

– Он в задней комнате забаррикадировался, – ответил боец. – Требует Ингвара, говорит, информация важная. Мы сунулись – стреляет. Там коридор узкий, неудобно. Гранатой разве что, но надо же сперва Ингвара дождаться. Торгуется, паскуда. Говорит, есть информация. Ну, безопасник главный. Информация небось правда есть. Падаль очкастая, не пил и не ел совсем, от яда не ослаб.

– Он не пьет. Но он все равно. Провалился как профессионал, – сказал Синклер. – Сейчас он что?

– Сейчас притих.

Синклер вышел в центр зала. Он стоял в лабиринте трупов. Если он взмахнет руками, они все встанут как подорванные и будут драться на его стороне. Он будет махать руками, а трупы Хлеборобов будут повторять его движения. Горбач подумал об этом и сильно хлопнул себя по щеке. «Удивительно, что за бред лезет в голову. Это все атмосфера, – решил он. – От нее лезет в голову всякая чушь».

– Князь, – тихо позвал Синклер. – Это я.

Князь в это время задумчиво доедал капусту из кадушки воеводы. Его волосы слиплись от пота, глаза бегали, словно забыли свое место. Пиршественный плащ измазался в крови и рвоте.

– Кто «я»? – спросил князь.

– Твой друг, – сказал Синклер.

– Ты с ума сошел, нет? – спросил князь с удивлением.

– Это я. Синклер.

– Привет-привет, – рассеянно ответил князь. – Ты расстрелял наш пост на Скалбе, как мне доложили. Ты хотел меня о чем-то предупредить? Я тебя приму, только разберусь сперва здесь.

Он сел напротив мастера финансов и стал давить ему глаза большими пальцами. Получалось плохо, князь пыхтел и старался, изредка убирал со лба прилипшие волосы.

– Видишь ли, уже эмиссары приходят в просители, – пожаловался князь. – Я давлю-давлю, а они никак не кончаются. Они теперь никогда не закончатся? Не знаешь?

– Наверное, никогда, – сказал Синклер.

– Ничего не понимаю, – сказал князь. – Откуда их здесь столько? Никогда у нас в Красноармейске столько кукол не было.

– Это не Красноармейск.

– Шутки у тебя дурацкие, – сказал князь сердито. – Как не Красноармейск? А чем я правлю, по-твоему? Сараем за Уралом? Подожди, говорю, отвлекаешь.

Он вернулся к трупу и продолжил возиться. Иногда коротко вздыхал, как человек, занятый тяжелой, но осмысленной работой.

– Я хотел сказать.

– Да-да, привет, я тебя скоро приму, – ответил князь. – Слыхал уже, ты наш пост на Скалбе расстрелял. Шуточки у тебя, знаешь ли, Синклер. Подожди, я тебя приму. Вообще ощущение, что ко мне сегодня весь Красноармейск приперся, никаких сил нет.

– Я хотел сказать.

– Что сказать? – уточнил князь.

– Ты плохой человек. Очень плохой.

– Ой, иди ты в жопу, пожалуйста. Никакого воспитания, – благодушно ответил князь.

– Ты плохой человек. Ты заслужил все. Что происходит, – сказал Синклер.

– Ну так убей меня, – предложил князь. – А то я так скоро с ума сойду. Мне бы в отпуск. Можно плохому человек в отпуск?

– Можно, – сказал Синклер.

Сзади хлопнула дверь. Князь отвлекся от своего занятия и резко вскочил, рванув из-за пазухи что-то продолговатое. Горбач, наблюдавший всю эту сцену из-за спины Синклера, узнал боевой пиропатрон. Он хотел крикнуть Синклеру, но осекся – тот наверняка не хуже его понимает, что происходит.

В зал вошел крепкий мужчина с короткой стрижкой. На его клановой куртке был вышит меч. Бойцы Храбрецов коротко поклонились. Это Ингвар, догадался Горбач. За лидером Храбрецов стоят долговязый монах с длинной полуседой бородой. На нем звенели тяжелые вериги, а черное одеяние – рясу? – покрывала широкая четырехугольная лента, густо расшитая белыми нитками. Монаху бойцы тоже поклонились. Наверное, даже ниже, чем Ингвару. Горбач хотел рассмотреть его лицо.

– Опять эмиссары пришли, – сказал князь. – Не бойся, Синклер, я знаю, что делать. Я теперь все знаю. Если я их не вижу, то их нет. Сейчас они пропадут, и все будут в безопасности. Не надо спасибо, не надо руки целовать, я просто возвращаю долг.

– Мне жаль тебя. Тебя обманули, – сказал Синклер. – Мне…

Князь выкрикнул что-то гортанное, подпрыгнул на месте – неожиданно высоко для своего роста. Затем он поднял пиропатрон и активировал его, выпустил струю огня себе в глаза.

– Не надо, – сказал Синклер.

К запахам крови, рвоты и дерьма добавился запах горящего жира. Князь упал, опустошенный пиропатрон выкатился из руки и прозвякал по плитке тронного зала. Горбач успел заметить его улыбку – немного виноватую. «Теперь в зале не осталось живых Хлеборобов, – подумал он. – Только я».

– Ты не дослушал, – сказал Синклер. – Никогда не дослушиваешь.

Ингвар бесцеремонно прошел по трупам и взял Синклера за плечо.

– Вы кто, мать вашу, такой? – спросил Ингвар. – Вы психованный или нет? Вы зачем сюда поперлись, зачем с ним говорили?