Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

Архиепископ Эрайк очень старался скрыть свою нервозность, пока его сопровождали в залу Большого Совета.

Он был совершенно уверен, что потерпел фиаско.

Немногословный полковник Храмовой Гвардии, который ждал его на пристани, пока его галера на вёслах входила в Порт-Харбор сквозь моросящий снег и хруст тонкого поверхностного льда, не сообщил ему о том, почему архиепископ должен был немедленно вернуться в Зион вместе с ним. Он просто передал ему сообщение — простое, суровое и самое главное — требующее, чтобы он предстал перед комитетом Совета Викариев для «расследования». Это было всё.

Полковник всё ещё был с ним… и до сих пор не объяснился.

Оба они прошли мимо гвардейцев, стоящих как статуи, перед дверью залы Большого Совета, и архиепископ сглотнул, увидев четырёх викариев «комитета», ожидавшего его.

Древняя традиция говорила, что сам архангел Лангхорн устраивал советы со своими товарищами-архангелами и ангелами в этой зале, и она была, конечно, достаточно просторной, чтобы служить этой цели. Её стены были украшены великолепными мозаиками и гобеленами. Портреты прошлых Великих Викариев покрывали одну огромную стену, а в фасадную стену была инкрустирована превосходно детализированная карта мира, в четыре раза превышающая высоту человека. Весь Совет Викариев, вместе с их ближайшими сотрудниками, мог быть удобно размещён внутри её необъятности, и четыре человека, которые ждали здесь в настоящий момент, казались маленькими, почти потерявшимися.

Они не сидели за приподнятым столом на возвышении, предназначенным, в официальных случаях, для Великого Викария и старших членов Совета, хотя любой из них четырёх мог претендовать на место там. Вместо этого они решили сесть за меньший, незамысловатый стол, который, очевидно, притащили в залу Совета по этому случаю и расположили в центре обширной подковообразной фигуры из богато инкрустированных столов, где сидели бы их собратья, если бы они присутствовали. Но не были они и полностью одинокими, потому что два безмолвных старших священника, по обычаю из ордена Шуляра, стояли за креслом Великого Инквизитора.

Эрайк Диннис не счёл этот факт утешительным.

Полковник проводил его по длинному малиновому полотну ковра к столу, затем остановился и глубоко поклонился.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказал он, обращая свои слова Аллайну Мейгвайру, который был командиром Храмовой Гвардии, — архиепископ Эрайк.

— Спасибо, полковник. Вы можете идти, — ответил Мейгвайр, протягивая свою руку с кольцом. Полковник снова поклонился, поцеловал сапфировый камень и ушёл без единого слова, оставив Динниса одного перед четырьмя самыми могущественными людьми во всей Церкви.

— Как я могу служить Совету, викарий Замсин? — спросил он. Он был доволен, что в его голосе не было дрожи, но никто не ответил. Они только смотрели на него, их глаза были холодными и задумчивыми, и он почувствовал, как пот покрывает его затылок под его шапочкой священника.

Они оставили его стоять там довольно много секунд. Его желудок взбесился, скрутившись в узел от беспокойства, и всё же они оставили его стоять.

Затем, наконец, Жаспер Клинтан постучал по папке, лежащей на столе перед ним.

— Это, архиепископ Эрайк, — сказал он мягко, блестя глазами, — копия сообщений, которые вы и епископ-исполнитель Жеральд отправили курьером и семафором из Теллесберга. Мы прочитали их с немалым интересом. В частности, потому, что они, похоже, находятся в резком разногласии с другими сообщениями, которые мы получили из этого города.

Он остановился, ожидая, и Диннис сглотнул так незаметно, насколько он только мог.

— Могу я спросить, какие другие отчёты вы получили, Ваше Высокопреосвященство? — спросил он.

— Вы не можете, — холодно сказал Клинтан. — Как вы хорошо знаете, у Инквизиции есть свои собственные источники. Они не могут быть оспорены.

Сердце Динниса, казалось, на мгновение перестало биться. Затем он сделал глубокий вдох.

— В таком случае, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он с уверенностью, которая немного удивила его самого, — могу ли я спросить, какие части моих сообщений противоречат этим отчётам?

— Есть несколько моментов, — сказал Клинтан, всё тем же холодным, отчётливым голосом. — Мы отмечаем, например, что вы позволили своему интенданту скандально сэкономить на его так называемом пересмотре возможных нарушений «Запретов». Мы отмечаем, что вы не смогли даже упрекнуть его за то, что разрешили местному — и, я могу добавить, подозреваемому, на основе его собственной проповеди — священнослужителю присутствовать во время допроса короля Черис, где он мог повлиять или воздействовать на эту проверку. Мы также отмечаем, что вы не подвергли дисциплинарному взысканию епископа Теллесбергского за преступление проповедования ереси прямо с кафедры его собственного собора. Кроме того, мы также отмечаем, что вы как-то необъяснимо не упомянули ни об одной из этих… незначительных трудностей в ваших донесениях в Храм, несмотря на то что ваше внимание было конкретно направлено на эти вопросы не менее, чем самим викарием Замсином перед вашим отъездом.

Диннис попытался сглотнуть ещё раз. На этот раз его рот был слишком сухим.

— Это серьёзные обвинения, архиепископ, — сказал Трайнейр. Его голос был лишь немного менее холодным, чем у Клинтана. — Если они будут подтверждены перед Судом Инквизиции, наказание, наложенное за них, будет суровым.

— Ваше Высокопреосвященство, — хрипло ответил Диннис, — я не собирался вводить в заблуждение вас, или Совет, или Инквизицию. Моё решение, сформированное там, в Теллесберге, состояло в том, что отец Пейтир, действительно, очень тщательно взвесил свои первоначальные решения. И хотя епископ Мейкел, возможно, неправильно выбрал свои слова в одной или двух своих проповедях, моё мнение, после прочтения текста этих проповедей, состояло в том, что они не приблизились к порогу ереси. Уверяю вас, если бы они были таковыми, я бы снял его с его поста незамедлительно.

— Несомненно, вашим намерением было ввести нас в заблуждение. — Голос Клинтана уже не был холодным; он было резким, кусающим. — Остаётся выяснить, было ли это всего лишь попыткой защитить свою собственную некомпетентную задницу или это всё-таки что-то более глубокое. В любом случае, архиепископ, вы солгали Матери-Церкви, и вы понесёте наказание за последствия ваших действий.

Диннис молча посмотрел на Великого Инквизитора, не в силах ничего сказать. Затем его голова повернулась к Трайнейру, когда канцлер снова заговорил.