Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

«Но он же не убил совсем всех, верно?» — горько сказал себе Мерлин. — «О нет! Ему нужен был кто-то, кто бы стал свидетелем, не так ли?»

Именно это и сделал Лангхорн. Он пощадил единственное поселение от разрушения, чтобы его ошеломлённые и испуганные жители могли засвидетельствовать дождь из огненных молний — Ракураи Бога — который наказал Шань-вэй и её павших последователей за их зло. «Архангелы», которые набросились на эту деревню, выживающую после последствий бомбардировки, унесли их, разместив их в семейных группах по другим городам и деревням всего Сэйфхолда. Официально их пощадили, потому что, в отличие от своих товарищей, они были свободны от греха. Как будто бы Лот и его семья были избавлены от разрушения Содома и Гоморры, их пощадили, потому, что они оставались верными Богу и Его обнародованным законам. Фактически, их пощадили только затем, чтобы они могли свидетельствовать о могуществе и страшной силе ярости Бога… и судьбе любого, кто восстал против Его наместника на Сэйфхолде, Архангела Лангхорна.

На самом деле, не было никакой причины, по которой Мерлин должен был совершить этот полёт. Он уже знал, что здесь случилось, уже видел изображение со СНАРКов. В самом деле не было никакой разницы между этими образами и тем, что его собственные искусственные глаза сообщили электронному призраку Нимуэ Албан, который жил за ними. И тем не менее она всё же была здесь. Несмотря ни на что, но была.

ПИКА были запрограммированы делать всё, что могли бы сделать люди, и реагировать естественным образом, с соответствующими изменениями выражения, на эмоции своих операторов, если только операторы специально не запретили им делать это. Мерлин перепрограммировал себя не очень сильно, потому что эти естественные, автоматические реакции, так же, как и шрамы, которые Нимуэ осторожно включила в свою внешность, были необходимой частью убеждения других людей в том, что он был человеком. И, не взирая на то, был ли он электронным аналогом или нет, возможно, он действительно продолжал оставаться человеком, как отметил уголок его кибернетического мозга, когда слеза стекла по его щеке.

Он парил там, высоко, намного выше сцены этой древней резни, этого давнего убийства, которое случилось, по его мнению, не больше, чем несколько месяцев назад. На самом деле он задержался ненадолго, хотя ему показалось, времени прошло намного больше. Ровно настолько, чтобы выполнить то, ради чего он пришёл сюда: чтобы оплакать своих мертвецов, и пообещать им, что, сколько бы времени ни потребовалось, какая бы проблема ни возникла, цель, ради которой они умерли, будет достигнута.

«Лангхорн и его единомышленники назвали это место Армагеддонским Рифом, местом, где «добро» восторжествовало над «злом» на все времена. Но они ошибались», — подумал Мерлин холодно. — «Зверство, которое они устроили здесь, было не последней битвой в этой борьбе, но первой, и окончание войны, которую он начал, будет сильно отличались от того, который они предполагали».

Он парил там, чувствуя, как обещание погружается в его кости из сплава, а затем повернул нос скиммера на восток, к приближающемуся рассвету, и покинул это место печали.

— Ваше Величество, — сказал впечатляюще выглядящий мужчина, склонив голову в почтительном поклоне, когда он вошёл в зал совета.

— Рейжис, — ответил король Хааральд.

Впечатляюще выглядящий мужчина выпрямился и подошёл к креслу у подножия длинного стола. Он остановился и встал рядом с ним, ожидая, пока взмах руки Хааральда не пригласит его сесть. Затем он повиновался жесту и сел в искусно отделанное резьбой кресло.

Мерлин изучал его своими невозмутимыми глазами. Его СНАРКи и их пассивные жучки часто наблюдали и подслушивали этого человека за последние несколько месяцев, но это было совсем не то же самое, что наконец встретиться с ним лицом к лицу.

Рейжис Йеванс, граф Серой Гавани, был первым советником Хааральда VII, старшим членом Тайного Совета — фактически, премьер-министром Черис, хотя этот термин (и должность) ещё не был изобретён на Сэйфхолде. Для черисийца он был меньше среднего роста, но он нёс своё аккуратное, компактное тело с уверенностью человека, который знал его ценность. Он был на несколько лет старше Хааральда, и, в отличие от короля, он был чисто выбрит. Длинные волосы, стянутые сзади в старомодного вида конский хвост, которого придерживались больше деревенские представители младшего дворянства и находящиеся на службе морские офицеры, были щедро покрыты серебром, но его тёмные глаза были яркими и настороженными. Цепь на шее, являющаяся символом его должности, была менее сложной, чем у Хааральда, без блестящих драгоценных камней как у короля, а вышивка его куртки была более сдержанной, хотя её ткань была столь же богата, и он тоже носил золотой скипетр Паломничества.

Несмотря на превосходный пошив и очевидную стоимость его одежды, он был окружён флёром физической и ментальной твёрдости, которой можно было ожидать от первого советника королевства. Что, вероятно, было как-то связано с теми двадцатью годами, которые он провёл в качестве офицера в Королевском Флоте, прежде чем смерть его бездетного старшего брата возложила на него титул Серая Гавань и заставила его уйти в отставку. Нынешний граф отправился в море в качестве кадета-гардемарина в зрелом одиннадцатилетнем возрасте, получил под командование свой корабль в возрасте двадцати восьми лет, и он видел достаточно морских боёв и кровопролития, прежде чем стал изнеженным политиком.

Серая Гавань бросил взгляд на Мерлина, его лицо осталось бесстрастным, и Мерлин про себя улыбнулся. Первый советник должен был испытывать любопытство, учитывая все слухи о попытке убийства и таинственном спасителе кронпринца, которые крутились вокруг Дворца. Без сомнения, Серая Гавань был лучше информирован, чем кто-либо другой, но ни о чём особом это не говорило.

Король уже открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, когда дверь в комнату совета снова открылась. Ещё один человек прошёл через неё и его шаг был значительно поспешнее, чем был у Серой Гавани.

Вновь прибывший был по крайней мере на голову выше графа, но, хотя его одежда была сделана из богатой ткани, а на пальцах сверкали драгоценные кольца, ему не хватало лощёного вида первого советника. К тому же он был моложе Серой Гавани, но выглядел значительно более потёртым, а ещё он уже был лысым. Его крючковатый, похожий на клюв, нос был высоким и гордым, а его глаза были более светлого коричневого — почти янтарного — оттенка, чем у большинства черисийцев.

— Ваше Величество, — сказал он немного хрипло. — Прошу прощения. Я пришёл так быстро, как только смог, когда секретарь передал мне ваше сообщение.