Василий Биратко - Возрождение, или Граната в руках обезьяны [СИ]

— Тогда за встречу с Софией! — поднял кружку Донжуан.

— Сначала за хозяйку, давшую славный приют. Ура!

— Ура! Ура! Ура! — прогремело сквозь ночь.

— А почему София? — полюбопытствовал дед.

— Архимед во сне бредил, порывался к ней на встречу.

Допили второй бурдюк, так никого и не прогнало, видно, доходила брага, все разлеглись на дощатом полу. До чего хорошо, сырость от земли не проходила через дерево.

На следующий день пришли послы соседних племен за плотничьим инструментом, они решили строиться на берегу другой речки, текущей на север. Лютов и Радимир решили строиться вместе, их племена были помельче Светлича. Еще сыграло в этом деле небольшое соперничество молодых вожаков перед нашим мудрым старцем.

Снова заворочался людской монстр, уже на другой реке, не замечая мелкого под ногами, увеличился в размерах, захватывая территорию, тесня исконно местного жителя, лесной народ. Неужто снова родился жестоким и беспощадным или, напротив, научится жить в мире? Пока последнее не получается.

Погостив с недельку, группа «северян», точнее, жители приженившихся на севере, взяв дивную пилу для досок, немного стамесок, рубанок, все, что осталось после послов-соседей, выдвинулись в обратную дорогу, строить новое село у Большой реки.

Дед с большой неохотой отпустил с ними меня.

— Иди, там твое будущее. Тока запомни на всю жизнь, прежде чем будить зверя, узнай поближе, каков он и хватит ли силы побороть или мудрости жить с ним в мире. Может, лучше отложить на потом, когда человечество более возмужает. Видишь, как застонала природа от мелкого изобретения, колеса да пилы, не говоря о боевых клинках и стрелах?

— Хорошо, деду, буду аккуратен, может, и Эврику отпустишь? Она боялась сама тебя просить.

— Пока нет, ее ремесло здесь. Обживутся немного северяне, подучит своих подруг, пусть идет, северян также учить надо.

— До свиданья, деду, я скоро вернусь, вот увидишь, ты и соскучиться не успеешь!

Я повернулся и, не оборачиваясь, пошел на край села, где собирались северяне. Много еще наших добровольцев из числа молодых парней и девушек согласились идти оказать помощь переселенцам. С Эврикой я не прощался, да и она знала, когда уходим, провожать не пришла. Мы не знали, как вести себя, как брат с сестрой или как любимым. В наших душах вселился страх, что снова вспыхнет искорка мимолетной любви и угаснет, растревожив надолго покой перед разлукой.

Река, могучая, древняя, текущая на запад, неведомо куда. Сколько событий произошло за ее тысячелетнее сосуществование, отбилось в памяти крутых берегов. Сколько зверей она напоила, вывела и прокормила рыб, да и люди, поди, часто навещали ее, жгли костры, жили на берегах. Сколько жизней спасла от голода, а неосторожных, обессиленных прибрала к себе.

Перед глазами всплыли воспоминания переправы Спаса и нашей помощи ему. Так просто могла закончиться жизнь, только вместе не одни люди, но и природа может выживать, помогая друг другу, а по отдельности — забвение и дикость.

На древних картинках нарисованы лодки с парусами, плывущие по волнам легко и непринужденно. Но главное — она помнит людские войны, трупы, плывущие в бесконечность в красных водах от собственной крови. Древний дикий мир, как его избежать в настоящем?

Северяне расположились на нашем, левом берегу, отгородившись крутыми берегами от севера, немного западнее берег полого спускался к воде, превращаясь в небольшую отмель. Далее река делала резкий изгиб, и берега снова поднимались над ней неприступной стеной.

Здесь, на крутом берегу, появился младший брат Людского монстра, спокойный и миролюбивый, может, потому что поменьше или в мире всегда и всему существует антипод.

Старомир распорядился мудро, мужчин с пилами и топорами отправил вдоль берега вверх по течению выборочно пилить деревья и сплавлять по реке. На отмели их ловили, и Спас трелевал наверх обрыва, где начинали мастерить фундаменты будущих домов. Женщины также шли по реке и вязали снопы тростника, бросая в воду. Детвора собирала и расстилала на берегу для просушки. Вроде не нарушая баланс сил в природе.

Старомир нормально пережил зиму (несмотря на заверения всем в обратном) и теперь на строительстве не давал покоя никому. Следил за разумностью вырубки леса, тростника, чтобы рвали пучками в разных местах. Лесорубам пришлось уходить высоко по течению, подальше с глаз старейшины. Но не тут-то было, при поддержке праправнука он доставал их и там. На доски разрешал пилить только сухостой. Повезло строителям фундамента, камень брали любой, очищая будущую деревню и пляж.

…

После гибели соседнего племени Старомир корил себя, что не смог произвести объединение племен, не проявил мудрости уступить место лидера молодому вождю соседнего племени. Пусть он и амбициозный, бестолковый, зато сохранил бы жизни целого племени. Правда, в бестолковые руки нельзя давать ничего, тем более, власть, неизвестно, чем это отразится на будущем, возможно, еще большими смертями. Находясь во власти со своей грубой силой, вождь вернул бы варварство на землю. Принял бы он решение идти на юг? И что принес бы на эти земли? Время рассудит, но нас уже не будет, а сейчас за гибель виновен я — Старомир.

Искореняя зло физически, мы сеем новое — справедливое — зло, потому что во благо остальным. Устраняя крупное зло, народ рад нашей праведной силе, но сила должна бороться, когда нет большого, мы обращаем внимание на малое и принимаемся за него. С малого на меньшее, мы ведь правы, народ поддержал. Затем хватаемся за любой проступок, мы привыкли наказывать, сила требует разрядки. Зло не нарадуется нами, истребляя его, мы встали на его сторону, выполняем его работу, рождаем тиранов, деспотов.

Мир без праведника конец света — хаос, мир без грешника — утопия, своей праведностью мы будем придираться ко всем, кто более справедливый, и разбудим гнев. Добро и зло едины, все зависит от морального воспитания, в каждом обществе свои рамки дозволенного. Труднее всего воспитывать морально, поднимать на новый уровень развития, чем физически, раз — и голова в кусты, все проблемы одним ударом — отдыхай. Значит, лень это не только физическая составляющая.

Парадокс: мы придумываем механизмы, чтобы облегчить физический труд, но, физически устраняя неугодных, мы облегчаем моральный труд перевоспитания и, освободившись от моральной нагрузки, вспоминаем о механизмах.

Ночью, ближе к рассвету, в разрывах туч луна осветила противоположный берег, и на повороте реки, возвышаясь над лесом, появилась она в белоснежном платье. Сердце затрепетало, что платочек на ветру.