Василий Биратко - Возрождение, или Граната в руках обезьяны [СИ]

— Буде вам, — смутилась девчонка. — Теперь с вас обещание, весна на дворе.

— Это еще что за обещание?

— Забыли? Домик с печкой для обжига.

— А-а-яй-яй, забыл, склероз проклятущий. А разве я обещал, о, язык мой длиннющий? Слушаюсь и повинуюсь. Ты пока обожги это произведение искусства, я старейшине покажу. Архимед, — с пафосным величием обратился ко мне. — Читай, но не зачитывайся. Виданное дело, чтоб старик ходил на охоту, а юноша с красавицей глиной играли.

— Я, я тока столик успел закончить, два кругляша расколол, пока вклинил, дал бы гвоздь — быстрее сделал бы.

— Металл ценнее дерева. Его беречь надо, — с поднятым пальцем вверх произнес речь дед.

— Ну не вам с девками лепить, — краснея, заступилась Эврика. — Бог так же с глины начинал.

— Рано списываешь меня, еще старушку притиснуть не прочь.

— Старушку — ну если только притиснуть.

— Все, уморили старика, давайте есть, живот давно марш играет.

— А-а, мы ничего не готовили, выполняли ваше поручение, читать и изобретать.

Громко рассмеялись мы.

— Ат, черти чумазые, быстро, Архимед, за хворостом. Эврика доставай соленое мясо, какой охотник, такой и ужин. Охотник стар, и мясо не свежее, — с напускной злостью крикнул дед на нас.

С звонким смехом разбежались по делам. Через два часа мирно сидели за ужином.

— Ты, внучек, глубже дыру в колоде сделай, болтаться стол перестанет.

— Крутить тяжелее станет, ноги устают.

— Жиром смажь.

— Смазал, не сильно помогло, дай полоску тонкого железа оковать стойку.

— Его беречь надо, это стратегическое сырье.

— А есть супчики любишь?

— Снова заводитесь, аппетит испортите.

— Нет, и вправду, расклепай железа, по жиру вертеться само станет. Все равно в кузнице бездельем страдаешь.

— Безделье — это твое хобби. Вчера пришел Цзы и попросил выковать особую пилу, зубы широкие, плоские и загнутые крючком. Хочет доски пилить.

— Доски? Пилить? В торец дерево пилить зуб забьется, мы пробовали с тобой, — удивился я.

— Во-во, и он про то, острый зуб влезает меж волокон, а его плоский зуб, как топор, тесать будет. Из бревен выйдут отличные доски. Наверное.

— А еще лучше бревно на козлах поднять, не придется на коленках стоять, — блеснул я идейкой.

— На совете решили начинать строить деревню.

— А меня забыли? Я ведь также член совета.

— Не огорчайся, нас собралось всего пять человек. Место определили вниз по реке, за лесом. Река широкая, луга заливные, будет где скотину выгуливать, и ржаное поле рядом.

— И че сразу не селились? — все еще огорченный на Совет, пробурчал я.

— Дурачок-малышок, там вода, сырость, а мы в землянках, каково это? Здесь холм песок, сухо, — отцовской рукой погладил меня по голове дед.

Мне стало стыдно за себя, с трудом сдержал слезы, как давно я чувствовал теплые мамины руки.

Дед принялся за жужжалку, а мы — за книгу. Книга не принесла облегчения. На одной картинке люди тащили квадратный камень на треугольную гору. Рядом стоял человек с плетью и бил остальных.

— Смотрите! Неужели он бьет сородичей?

— Похоже. Эврика, что думаешь?

Девчонка залилась слезами, убежала в угол, скрутилась калачиком.

— Что с тобой, внученька? — дед прижал ее к себе. — Это что-то значит, ты видела наяву?

— Да. Моего отца дикие люди, прежде чем съесть, привязали к дереву, избили насмерть плетью из кож. Зачем? Когда все равно….

— Ну, успокойся, тише, будет тебе горевать. В этом мире все идет по кругу, и зло возвращается добром. История повторяется, были древнейшие люди, теперь мы такие же, учимся от них. Главное — не научиться жестокости, для этого нужны вы, молодые да умные. Осторожно брать все необходимое, чтобы жить счастливо, не допуская кнутов.

Весна затянулась, метели частенько наведывались в гости. Тучи висели над головой, казалось, весь мир превратился в землянку. Народ ждал тепла, готовился к выходу в свет. В кузнице приготовлены топоры, пилы, скобы для крепления бревен, разнообразные долота, десяток мелких повозок. В книге мы рассекретили «рубанок», долго ломали голову, что мужик толкает по бревну и получает спиральку. Сначала думали, ее специально изготавливают, но когда стругнули, поняли свою ошибку, этот инструмент — для придания гладкой поверхности доске. Дед изрядно повозмущался бессмысленности открытия.

От зимнего безделья на берег натягали гору глины для печей. Все замерло в ожидании тепла.

В одно прекрасное утро все пришло в движение. Солнце разогнало тучи и устремило лучи света на землю, они несли тепло по-летнему. За пару дней снег присел и устремился ручьями к реке, не забыл и землянки. Ручейки просачивались сквозь настил, проникая внутрь помещения. Сырость достала всех, и стар, и млад вышли разгребать намокший снег. Стихия не сдавалась, вода возвращалась в очищенные ямы. Приходилось руками рыть мерзлую землю, делая в них канавки для отвода воды. Снег посыпали золой, лучи солнца в черное припекали сильнее, и за четыре дня деревня вздохнула с облегчением, холм очистился от снега. С каждым днем снег от деревни отходил дальше и дальше, словно испугавшись пробуждающего от зимней спячки «зверя». Ржаное поле очистилось, и на него устремились куропатки, зайцы, косули. Следом потянулся хищник, лисы да волки, замыкал биологическую цепочку человек. Людей по отношению к окружающей среде — капля в море, и природа не замечала причиненного ей ущерба, баланс сил держался на уровне. Но это пока селение одно с тридцатью семьями. За зиму никто не погиб, прирост составил семь детей. Вот так втихаря, вновь на свет рождался монстр. Изобретая новые или забытые старые вещи технического прогресса, заявил о себе как о царе.

Зашевелился монстр в землянке, залечил глубокие раны тысячелетия, причиненные самому себе. Сыровато стало, захотелось вылезть на белый свет в дома. С топорами, пилами наступал на природу, ни с чем и ни с кем не считаясь, только бы реализовать свои желания: гулять — убивать, жрать — ср…, спать — рожать.

Па мановению руки старейшины народ двинулся к реке. Мелкими повозками вся округа очищена от камня — пошел на фундамент. Застонал лес, спиленный под корень. Зацепив крюками, мужики тащили к реке, где юноши расчищали место под дома, вырубая молодняк. Женщины и девушки ушли на болота заготавливать мох. Мелкая детвора вдоль реки нарезала тростник для крыш. На склоне берега возникали колодцы домов с прорезанными дырами для окон и дверей. Как и предлагал Архимед, доски пришлось пилить на больших козлах, один человек стоял наверху и поднимал пилу вверх и нажимал на бревно, снизу двое тянули на себя, распиливая его.

В бурном потоке весеннего пробуждения вместе с природой или под шумок, заявив себя миру, родилась первая деревня. Деревянные дома с желтыми тростниковыми крышами и глинобитными печами. Оставив после себя загубленный вековой бор, истоптанное клюквенное болото с сорванным, словно кожей, мхом. Река оголила берега, лишилась нерестилища для тысячи жителей подводного мира. Окна сверкали мочевыми пузырями крупных животных, сколько окон, столько и загубленных жизней понапрасну (никто не догадался заготовить впрок), а туши воины втихаря прятали в ельниках или просто бросали хищнику.