Захар Петров - Муос. Падение [litres]

После гражданской войны в бригадах диггеров, поставившей под угрозу выживание этого народа и существование Поэмы Знаний, «Начала» стали единственной надеждой на сохранение знаний для будущих поколений. Вера и Вячеслав понимали, что, несмотря на все их хитрости, подавляющему большинству экземпляров «Начал» суждено быть сожженными в кострах, разломанными и разорванными, а может быть, просто потерянными, выброшенными и забытыми. Даже если какая-то часть экземпляров сохранится у выживших племен, это еще ничего не значит – они могут просто бесцельно валяться веками в их пожитках, исполнять роль подставки для чего-либо или стать неприкосновенным религиозным атрибутом. Даже если все-таки найдется какой-то смышленый дикарь, который справится с нехитрым замком и откроет эту книгу, наиболее вероятно, что маленькие гибкие кожицы на металлических кольцах его совсем не увлекут – он выбросит, а то и со злобой уничтожит выстраданное ими творение. И все же оставалась надежда на то, что кто-то когда-то увидит в черточках, точках, смайлах и крошечных рисунках на первых страницах какой-то смысл, заинтересуется и поймет несложную логику этой системы изображений. Тогда уже этот любопытный дикарь вряд ли сможет остановиться. Он будет штурмовать страницу за страницей и вскоре овладеет чтением и счетом, получит представление о происхождении и строении Муоса, планеты и Вселенной, узнает основные физические законы и алгоритмы логики, освоит азы практически всех отраслей знаний. Даже Джессика приняла участие в создании «Начал» – ею были заполнены три двухстраничных разворота книги, на которые она вместила изображение человеческого тела с расположением и назначением органов, основы гигиены, способы остановки кровотечения, предотвращение заражения, изображения нескольких целебных растений и грибов с описанием их фармакологических свойств, последовательность создания изобретенного ею антибиотика.

– Вам надо уходить, Вера. Ради вашей безопасности нужно срочно уходить из Резервации.

Если смелая Джессика говорила об опасности, значит, эта опасность была налицо. И несмотря на сильно округлившийся живот, она переживала сейчас не о себе и даже не о том, кого собиралась через пару месяцев подарить Кингу. Она тревожилась о подруге и тех, кто был так дорог Вере.

– И дело не в Кинге. Эрик – человек слова, и раз пообещал, что вас никогда не изгонит, значит, так оно и будет. Но Кинг уже для многих здесь не авторитет. Долгие годы благополучия и спокойствия, которые он обеспечивал своим подданным, ими забыты при первом же серьезном испытании. В наступившем голоде все винят только Кинга. Вернее, винят вас, белых, которых Кинг пустил в Резервацию.

– Но как же так, Джессика? Мы же учим ваших детей, и они с удовольствием приходят на занятия. Как же их родители могут что-то плохое замышлять против нас? А близнецы? Ведь без них Резервация не выстояла бы в стольких схватках с бандами. И они женились на ваших девушках, Сара скоро родит от Пахи, а Линда наверняка понесет от Сахи, если уже не понесла.

– Все это так. Но так уж устроен человек, что когда становится очень плохо, ему обязательно надо найти виноватого. И обычно виноватыми назначают тех, кто хоть чем-то не похож на большинство. И еще этот Бил. Он ненавидит нас всех: тебя, твоих друзей, меня, Эрика, жен Сахи и Пахи. Когда-то еще подростком он пытался ухаживать за мной, но мне было противно его плещущее через край самодовольство, и я сразу же сказала «нет». Потом я перешла ему дорогу, поступив вместо него в Университет. Потом твои Саха с Пахой в первой же схватке обнулили его былые заслуги как командора Резервации. Он уже почти не скрывает, что на королевском троне видит себя. Но так сложилось, что ему трудно найти в себе хоть одно преимущество перед Эриком. Поэтому Бил пытается использовать ваше присутствие здесь, выставляя его как предательство Кинга. До голода на его злобный скулеж не обращали особого внимания, но сейчас многие стали к нему прислушиваться. Я уверена, он ждет удобного момента, чтобы уничтожить вас, Кинга, быть может, и меня…

Вера давно это понимала и видела сама. Джессика была на сто процентов права, и этот диалог Вере нужен был лишь для того, чтобы Джессика озвучила мысли, уже давно ее мучившие. Она замечала, как за последнее время к ним изменилось отношение мавров. Некоторых детей родители не пускали на занятия, особенно после того, как маленькая Эмми упала в голодный обморок прямо во время урока, как будто в этом была вина учителей. На занятия «вечерней школы» мулаты перестали ходить вообще. Опасность нападения почти миновала – достаточно сильных банд, которые могли сломить сопротивление местной дружины, теперь уже, похоже, просто не существовало. И под предлогом этого Паха и Саха остались как бы не при делах. Они организовали маленькую кузню и поначалу были очень востребованы, но теперь их дело игнорировалось всеми; единственным их заказчиком оставался Вячеслав. И здесь мулаты как будто хотели подчеркнуть, что они уже не нуждаются в услугах белокожих воинов и кузнецов. Исходивший от резервантов холод коснулся не только близнецов, но и их жен; к ним относились чуть ли не как к запачканным общением с белыми. Особенно тягостным был момент получения пайка утром. Дежурный, раздающий скудные пайки, и выстроившиеся в очередь с котелками и мисками мавры с почти нескрываемой ненавистью смотрели на Веру, получавшую паек на себя и двух иждивенцев. Иногда она слышала обидные реплики, суть которых сводилась к тому, что белые, мучившие их столько лет, теперь их еще и объедают. Вера никогда не терпела бы такого сама, ушла бы к диггерам или в какое-нибудь дальнее поселение. Но с ней был Вячеслав, который даже в пределах поселения едва передвигался на своих протезах. Ему нужны были покой и хоть какая-то пища. Даже за Хынга Вера не переживала. Он становился крепеньким юношей, неплохо усвоившим приемы рукопашного боя, которым его подучивали Саха, Паха, а иногда и Вера. Вера понимала, что ее пребывание тут ставит под угрозу не только белокожих гостей Резервации. Угроза нависла над беременной Джессикой, Эриком, женами близнецов.

– Ты, Джессика, как всегда, права, нам пора уходить.

– Вы же не будете отрицать действительность: Крах, о котором говорили в Центре, или Хаос, о котором пели диггеры, уже наступил. Погибли от войн, голода, болезней четыре пятых населения Муоса. Но смерть еще не закончила свою жатву. Каждый выживший думает только об одном – как выжить самому; в лучшем случае он еще заботится о выживании своих близких. И просвета в этом мраке пока не видно, сколько это продлится – одному Богу известно. Я проходила по поселениям, где люди, все как один, обезумели; за год они успели позабыть человеческую речь. Среди них есть маленькие дети, но ничему, кроме выживания, их не учат. Если кому-то в Муосе суждено выжить, то следующее поколение не будет уметь писать и считать, словарный запас у них будет исчисляться несколькими сотнями слов. Но пройдут десятилетия или, быть может, столетия, и падение закончится. Наши потомки, почувствовав под собой дно ямы, начнут робко подыматься из состояния дикости. И им придется проходить весь путь заново: изобретать колесо, огонь, простейшие механизмы, арифметику, письменность, медицину. На это могут уйти сотни тысяч лет. А может случиться катастрофа, с которой не вооруженные знаниями люди справиться не смогут. И тогда человек бесследно исчезнет.