Александр Юм - ОСКОЛ. Особая Комендатура Ленинграда

— Давай крути, балда, — шофер толкнул напарника.

И закрутилась невидимая шестерня, толкая в ламинарную воду белый порошок в ярких блестках — каменную соль с добавками аргентита и свинца.

Обработка солевым раствором мест возможного появления господ из преисподней, это, на мой взгляд, горчичник при поносе: пойдет ли впрок неизвестно, зато не навредит. С о лька может отвадить всякую мелюзгу, и серьезным чужакам не преграда, так — досадное препятствие. Хотя, говорят, призрак или упырь ее предпочтут обойти. По всем правилам соль нужно сыпать в кристаллическом виде, предварительно облучив радием, но ее в городе мало, энергии еще меньше и наше интендантство выкручивается, изготавливая водный эрзац.

— Товарищ командир, — шофер Василий переминался с виноватым лицом. — Нам бы минут двадцать на закрутку. Ну, получилось так, — вздохнул он, глядя в сторону. — Замахались вусмерть.

— Ладно, не охай. Двадцать пятый дом обработал? — спросил я, указывая на желтое здание по соседству.

— Так точно.

— Тогда вперед, а мы пока присмотримся.

В маленьком дворике играли дети. До войны это был хороший двор: зеленый и полный веселого шума, а сейчас возле обгорелых пеньков сидело с полдюжины ребятишек, занимаясь странным делом: вставая, каждый подходил к большому кусту и недолго постояв, шел на свое место. Казалось, что исполняется некий ритуал, тайный смысл которого был понятен лишь им — малокровно-бледным человечкам, даже в играх сохраняющим усталую неторопливость.

Костя шел впереди, незаметно орудуя РУНой, и вдруг показалось мне, что ступает он, как бы в сонном желтом мареве, тяжело переставляя ноги. Жарко нависнув, солнце почти закрыло собой небесную твердь, покрывая всё неживой слепящей краской. Даже птицы улетели из этого тифозного небытия. Дети поднимали руки, словно мертвые куклы, и сколько я не всматривался, никак не мог разгадать, кому малыши протягивают ладони. Доносились только их непонятные фразы: молоко двести грамм — очередь — полтина сдачи — макароны вместо крупы по карточке…

Когда Волхов стал разглядывать кустарник, оттуда выскочил шустрый пацан в матросском костюмчике и устремился к ближайшей парадке. Взобравшись на приступок, он зло надул щеки и остановился у тяжелой двери.

— Дяденька, дяденька старший лейтенант, вы Левика видите?! — Егоза в красном банте визжала на весь двор, и сразу же пропало склеивающее время оцепенение.

— Это в матроске который?

— Видели, видели! — девчонка подпрыгнула. — А ты, Коля, просто вредина.

— Сама дура, — смело заявил грязнуля со сбитыми локтями, пытаясь извлечь неподдающуюся козявку. — Левик умер, и его закопали в землю.

— А кто тогда с нами в магазин играет? — упрямо выкатил глаза «красный бант».

Умный Коля засунул палец на всю глубину ноздри.

— Тетя Таня сказала, что нам все это кажется.

— Погоди, погоди, погоди, — зачастил Сарафанов, усаживая перед собой девочку. — Ты говоришь, кто-то умер?

«Красный бант» кивнул.

— Да. То есть, не совсем.

— А как?

— Ну, вот… не совсем. Левик играть с нами приходит.

— Но его похоронили?

— Да.

— Давно?

— Давно-о, когда немцы сильно стреляли, и мама прятала меня в бумбоу… боум… бомбоумбещще.

Так. Значит, май-июнь, в это время усилились артналеты. Когда же Левик явился?

— Вчера пришел к нам, — упредил вопрос Коля. — Мы сидели и читали Машкиного «Робинзона Крузо», а он подходит и говорит: давайте в кружилки играть.

— А как это?

— А вот так, — еще одна девочка, показывая, завертелась на месте.

— Пацана кто-нибудь еще видел? — быстро спросил Михей, и дети дружно загалдели. — Никто! Никто! Только мы! Взрослые не видят, даже тетя Таня!

— Опять вы за свое, негодники!

Подошедшая комсомолка (наверное, та самая тетя Таня) осуждающе качала головой.

— Вот. Нашли себе забаву, — она улыбнулась и убрала волосы под берет. — Выдумали, будто приходит к ним Левик Альпер, а он еще в мае убился.

Девушка поправила противогазную сумку и отвела меня, взяв под руку.

— Вы им скажите… Ну, прикажите как военный. А то, прям, мистика какая-то, — при этом ее глаза постоянно соскальзывали на кучку детворы, толпившуюся рядом. Среди них опять мелькал синий костюмчик.

— Детей почти всех эвакуировали, а эти ребята…

— Скажите, Таня, а вы уверены, что мальчик погиб?

— Я-то его и обнаружила, — по щеке девушки побежала слезинка. — Лежал вон там… К Софе должен был приехать с фронта муж. Они с утра готовились, Левик надел праздничный костюм, синий в полоску… До ночи ждали. Софа с Алечкой заснули, а Левик пошел на улицу ждать и попал под грузовик. Ночью грузовики без фар.

Она вдруг повернула голову и, с ужасом глядя в упор на Левика, закричала:

— Коля, перестань ковырять в носу, я все расскажу Марии Дмитриевне!

Руис отвлек ее, а Сарафанов поманил к себе девчушку с красным бантом:

— Иди сюда, дочка.

«Дочка» подошла как-то боком и, чувствуя, что дядя будет спрашивать не о том, как она учится или как зовут ее любимую куклу, принялась глядеть куда-то в сторону.

— Левик ваш друг? — спросил Михей, взяв ладошку ребенка и перебирая на ней пальцы. — Где он?

— А вы его не заберете?

— Нет, что ты! Зови его сюда.

Ребятня молчаливо расступилась. Одинокая фигурка в синем отступила к зарослям терна.

Костя тронул Михея за плечо.

— Отойди, он боится, — и, сделав шаг вперед, оттянул кобуру за спину. — Мы не сделаем тебе зла, мальчик.

— Вы плохие. Он злой охотник, а ты делаешь хитрые ловушки.

— Нет, Левик, он трамвайный кондуктор, а я летчик, наблюдаю за птицами, что живут на дне моря.

— Летчик вон тот — в фуражке, с глазами судьи. А птицы не могут жить в море.

— Да, не могут. Как и мертвые не могут ходить среди живых.

Лёвик придвинулся вплотную к кустам.

— Я жду папу.

— Папа не может прийти.

Лицо призрака задрожало, превратив глаза в глубокие чернильные кляксы.

— Не может сейчас, — повторил Костя, — он попросил нас передать это тебе.

— На вас такая же одежда, как и на папе, — фантом отпрянул, и на его лице снова появилась человеческая маска. — Он знает, что мне здесь нельзя?

— Да, тебе нельзя здесь быть.

— А почему «черным» можно, а мне нельзя?

— Ты знаешь, где «черные»?

— Они рядом.

— Рядом с тобой?

— Нет. Вообще рядом. Вокруг. В домах.

— В этом доме они есть?

— Нет. Они из «шести подъездов» приходят.

— Это высокий дом, рядом?

— Вы будете их прогонять? У них вход сюда скоро будет!

— Будем.

— Они плохие?

— Да.

— Как фашисты?

— Да, Левик.

Призрак исчез в кустах, оставив мягкое шевеление гибких прутьев и тихий звон невидимого колокольчика — дилинь… дилинь-динь…

Теперь ждать некогда. Теперь надо бежать в подвал. Теперь надо отыскать и закрыть «вход», о котором сказал призрак погибшего мальчика. Закрыть самыми толстыми «досками», какие придумаем. А лучше всего — взорвать энергофугасом, когда «окно» из враждебного мира только-только откроется.