Роберт Хайнлайн - Двойная звезда. Звездный десант [сборник litres]

Бедная девочка чуть не спятила. Она навещала тяжелобольного, которого давно и безнадежно любила, а затем ей приходилось возвращаться к работе с человеком, абсолютно похожим на него, говорящим его голосом, но пребывающим в добром здравии. Было от чего меня возненавидеть!

Выяснив причину ее состояния, старый добрый док Чапек сделал ей успокоительное внушение и велел впредь держаться от комнаты больного подальше. Мне никто ничего не сказал – не мое, видите ли, дело! Однако Пенни повеселела, к ней вернулась былая работоспособность.

А между тем это и меня касалось. По меньшей мере дважды я бы бросил эти тараканьи бега, если бы не Пенни!

Еще мне надо было посещать заседания предвыборного штаба. Сама Партия Экспансионистов была лишь ядром большой разношерстной коалиции, объединенной личным авторитетом Джона Джозефа Бонфорта. Теперь мне вместо него приходилось умасливать партийных примадонн. К таким совещаниям меня готовили с особой тщательностью, и Родж, сидя рядом, предупреждал мои возможные ошибки и отклонения. Но перепоручить это было некому.

Меньше чем за две недели до всеобщих выборов понадобилось распределить на собрании «надежные» округа. Таких, где мы имели стабильную поддержку, было от тридцати до сорока; там мы выдвигали кандидатов, которых прочили на министерский пост, секретарей (кто-нибудь вроде Пенни был куда более ценным сотрудником, если имел право выступать перед Великой Ассамблеей, присутствовать на закрытых заседаниях и тому подобное) и других нужных для партии людей. Бонфорт и сам представлял один из «надежных» округов, что избавляло его от утомительной предвыборной гонки. Клифтон – тоже. И для Дэка такой нашелся бы, но его и так поддерживали собратья по гильдии. Родж как-то намекнул, что стоит мне пожелать – и я, собственной персоной, попаду в списки следующего состава Великой Ассамблеи.

Несколько таких «гнездышек» всегда приберегались для партийных «тягловых лошадок», готовых по первому требованию уйти в отставку, чтобы партия на дополнительных выборах смогла провести в Ассамблею человека, нужного для министерского поста или чего-нибудь в таком роде.

Все это сильно смахивало на раздачу синекур, и Бонфорт, чтобы сохранить коалицию, вынужден был лавировать, стараясь накормить волков и сохранить овец при составлении списка кандидатов прежде, чем представить его в исполнительный комитет. Чтобы оставить себе свободу маневра, все это делалось в последний момент, перед тем как отпечатают бюллетени.

Когда ко мне в кабинет ввалились Родж с Дэком, я трудился над очередной речью, сказав Пенни, чтобы меня не беспокоили, кроме как по совсем экстренным поводам. Накануне Кирога выступал в Сиднее и выдал настолько дикое заявление, что представился удачный случай уличить его во лжи и как следует прищемить ему хвост. Я писал ответную речь сам, не дожидаясь черновика, и очень надеялся, что ее одобрят.

– Вот, слушайте! – Я зачитал им ключевой абзац. – Как оно?

– Да, – согласился Родж, – а шкурой Кироги мы дверь обобьем. Шеф, вот список по «надежным» округам. Хотите глянуть? Нам надо быть на совещании через двадцать минут.

– А, опять! Черт бы побрал эти совещания! А мне точно надо смотреть этот список? Хотите мне что-нибудь про него рассказать?

Тем не менее я быстро просмотрел список. Все кандидаты были знакомы мне по фарли-досье, а некоторые и лично. Почему каждый из них попал сюда, я тоже знал.

И тут в глаза мне бросилось: Корпсмен, Уильям Дж.

Подавив приступ вполне понятной досады, я спокойно заметил:

– Родж, я смотрю, и Билл в этом списке.

– Да, верно. О нем я и хотел сказать. Понимаете, шеф, все мы знаем – у вас с Биллом нелады. Кроме Билла, в этом никто не виноват. И все же… Вы еще не заметили, но у него просто гигантских размеров комплекс неполноценности, вот он и готов любому в глотку вцепиться. Таким образом мы это прекратим.

– Прекратите?

– Да. Он спит и видит себя в парламенте, ведь все мы, кто работает напрямую… э-э-э… с вами, – члены Великой Ассамблеи. И Биллу это постоянно покоя не дает. Он сам как-то, после третьего стакана, жаловался, что он здесь – просто чернорабочий. Понятно, его это угнетает… Вы ведь не против, верно? А от партии не убудет; не такая уж это большая цена за прекращение трений в штаб-квартире.

Я уже совсем успокоился.

– Меня это не касается. С чего я буду возражать, если мистер Бонфорт так хочет?

Заметив быстрый взгляд, которым обменялись Родж с Дэком, я добавил:

– Ведь это он так хочет, верно?

– Родж, скажи ему, – сурово велел Дэк.

– Мы с Дэком сами решили, что так будет лучше, – нехотя признался Клифтон.

– Значит, мистер Бонфорт этого не одобряет? Вы его спрашивали?

– Нет.

– А почему?

– Шеф, ну нельзя его тревожить из-за каждого пустяка! Ведь он старый, больной, измученный человек. Я обращаюсь к мистеру Бонфорту лишь по серьезнейшим политическим вопросам, а тут мы и сами справимся. Этот округ полностью наш, и не важно, кто его представляет.

– Тогда зачем вам мое мнение?

– Мы хотим, чтобы вы знали кто, где и почему. Думали, надо получить ваше одобрение.

– Мое? Вы просите от меня решения, словно я – мистер Бонфорт. Я не он. – Я нервно забарабанил пальцами по столу – совсем как он. – Если вопрос такого уровня, вам все же следует спросить его. А если все это не важно – зачем спрашивать меня?

Родж немного пожевал сигару и объявил:

– Ну хорошо. Я вас ни о чем не спрашивал.

– Нет!

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду «нет». Вы именно спрашивали, значит в чем-то сомневаетесь. Так что если хотите, чтобы я от имени Бонфорта представил этот список в исполнительный комитет, пойдите и спросите его самого!

Некоторое время они молча глядели на меня. Дэк со вздохом сказал:

– Да выкладывай уж все, Родж. Или давай я.

Я ждал. Клифтон вынул изо рта сигару:

– Шеф, у мистера Бонфорта четыре дня назад случился инсульт. Его ни в коем случае нельзя беспокоить.

Я замер и стал читать про себя: «И тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы» и так далее. Немного придя в себя, я спросил:

– А с головой у него как?..

– Полный порядок, но он измучен до смерти. Та неделя в плену совсем его подкосила, мы и не ожидали такого. После инсульта он двадцать четыре часа пробыл в коме. Сейчас пришел в себя, но полностью парализована левая сторона лица и частично тела.

– А что говорит доктор Чапек?

– Полагает, что тромб рассосется и все пройдет. Но и после его придется беречь от нагрузок. Шеф, он действительно серьезно болен. Завершать кампанию придется нам самим.

Я ощутил отзвук того чувства, которое охватило меня, когда умер отец. Я никогда не видел Бонфорта, только получал от него коряво написанные поправки в текстах. Однако я постоянно на него опирался. Меня поддерживало само его присутствие за стеной.