Анна Азырова - Йормундур

С минуту возбуждённые находкой грабители изучали плиту, крутясь и подступаясь то так, то эдак, но никаких рычагов и других приспособ, чтобы сдвинуть её, найти не удалось. Не внимая проклятьям и увещеваниям Кассидана, мужчины вновь разбрелись по залам собора в поисках любых крепких железяк, коими можно поддеть махину. В ход пошли кованые распятия, толстые рамы икон, жезлы, ножки подсвечников и аналоя. Наконец безрезультатное копошение и ковыряние злополучной плиты сменилось дружным кличем и низким утробным грохотом, с которым разверзаются земные недра и вырываются из них вековые валуны. Когда камень с дрожаньем стен обрушился из десятков рук наземь, искателей церковных сокровищ обдало потоком спёртого воздуха из глухого подземелья. Как назло, то ли спешка, то ли гнев Господень отдавил одному бедняге палец, да так, что хоть на отсечение клади.

— Эх, ну спасибо пташке, услужила! — флотоводец разразился оглушительным протяжным стоном, какой заменял ему смех. — Ну и задачку нам дед подсунул! Знай, нагребём золота-серебра полные мешки! Айда вниз!

Несколько молодых бродяг съехали по вертикально стоящей лестнице, и из-под земли эхом донеслись гулкие удары сапог о гладкий камень. Главарь с нетерпением шустро ухнул следом, на миг его свистящий смех оборвался. Не успевшие опомнится Бриан с нянькой в соборной зале вздрогнули от звуков, вспыхнувших в их воображении жуткой картиной. Разом из подсобной комнатки донеслись пронзительные крики боли и хруст дробящихся костей под ударами тяжёлых клинков. Женщина и парень ринулись к месту сражения, однако крепкая хватка на запястье едва не повалила таниста на пол. В ногах ползал бьющийся в истерике епископ. Трепещущие руки взяли чужую маленькую ладонь жестом высочайшей мольбы и преклонения:

— Пощади, дитя! Нет страшней греха, чем убийство в стенах святой церкви! Кара Божья постигнет весь твой род! Одумайся!

Тем часом в потёмках крипты флотоводец оказался в самой гуще засады, переросшей в адскую резню. Под собором скрывалась целая сводчатая галерея на двух рядах колонн, держащих неф. Освещаемые огнём лампад под стенами стояли каменные саркофаги. Теперь же покой святых отцов был потревожен живыми, алчущими крови.

Кассидан укрыл в усыпальнице не меньше дюжины вооружённых остманов. Их острые секиры и мечи обрушились на головы налётчиков без разбору, как только им хватило глупости полезть в яму к зверям. На выручку братьям сверху посыпали другие разбойники: кому-то отсекали ступни ещё на лестнице, иные сумасброды ломали ноги в лихом прыжке, уцелевшие хватались за ножи и топоры, но тоже долго не выдерживали. Приятелей и подельников на глазах главаря прожжённые даны секли и кололи, что скотину на бойне. Скоро под спуском в крипту вырос холм из стонущей в предсмертных судорогах человеческой плоти.

Уцелев за спинами последних борющихся за жизнь побратимов, флотоводец по трупам побрёл назад, к спасительному свету. Ноги проваливались между живыми и мёртвыми телами, чьи-то пальцы бессильно хватались за штанины и края рубахи. Поднявший голову налётчик понял, что бежать некуда. Люди Бриана прорвались в собор и теперь ватагой спрыгивали в крипту с занесённым для боя оружием. Скоро в подземелье не осталось ни клочка земли, где не велось бы яростное сражение с криком, лязгом стали, биением крови и предсмертным хрипом.

В пылу войны ни гэлы, ни даны не разбирали, кто перед ними: противник, клирик или мирянин. Не люди, не звери, но беспощадная стихия сминала всё на своём пути в лице этих воинов, терявших пред ликом смерти всякий человеческий облик. Какой роковой ошибкой, каким сущим безумием было самовольно попасть под эти жернова, давившие шайку речных разбойников с обеих сторон! Их предводитель, какого жители Манстера нарекли дьяволом во плоти, и помыслить не мог о такой кровожадности.

Когда вскоре шум свирепого побоища в крипте сменился молчанием братской могилы, туда спустились несколько хрупких фигур хобеларов. За ними Бриан и Блатнайт прямо сиганули вниз на мягкую подстилку из трупов: гора доросла почти до самых потолочных сводов. Воздух в подземелье сделался столь плотным от дыхания, кровавых испарений и чада лампад, хоть топор вешай. Жёлтый свет отражали колонны, неф и каменная кладка в самой глубине галереи, где виднелся алтарь для заупокойных месс. Тела погибших и ещё живых остманов и гэлов утонули в густом сумраке.

Двое мальчишек-дружинников подвели к предводителю и наставнице крупного немолодого воина в дорогом доспехе и с убранными в косицы седыми волосами. На лице мужчины остались кровавые отметины побоев, из рассечённых бровей и губ на усы и бороду сочилась густая бурая жижа. Встретившись с пленным глазами, Блатнайт охватил ступор, хоть бледность её скрыл полумрак. Миг узнавания поверг всегда холодный разум в агонию чувств и воспоминаний. В горле встал удушливый ком, кровь стужей отхлынула от мозга, взор затуманился. С минуту всматриваясь в застывшую в молчаливой истерике женщину, очи остмана вдруг живо заблестели, а из уст сорвался звонкий хохот, каким приветствуют старого друга.

— Куда девались твои огромные сиськи, старуха?!

Блатнайт, чьё лицо из растерянного сделалось мрачным, без движения единого мускула дождалась, когда викинг раскатистым смехом исторгнет из себя прорву злорадного презрения. Сглотнув, ровным бесцветным голосом воительница ответила:

— Твои люди отрезали мне грудь, когда напали на Сеан Корад. Теперь я покончу с тобой, Ивар.

От слов наставницы ученики ослабили хватку, мощными толчками конунг отбросил от себя подростков, словно тряпичные чучела. На миг Ивар замер с широко расставленными ногами и скруглённой спиной, плечи тяжко вздымались от сбившегося дыхания.

— Лучше сдохнуть от рук сопляка Кеннетига, чем мужевидной бабы! — выплюнул воин, смакуя каждое слово, слетавшее с осклабленных уст.

Как мах крыла летящей птицы, легко и изящно острое стальное перо рассекло воздух снизу-вверх невидимой кривой линией. В долю секунды конунг ощутил челюстью холодное касание, тут же сменившееся жаром, достигшим виска. Тонкая алая струя, тянущаяся за остриём клинка, описала над головами дугу, в тот же миг уже не принадлежавшее Ивару ухо отлетело далеко в сторону. Когда меч Бриана замер, устремлённый вверх, всех присутствующих оросило каплями монаршей крови. Рёв нестерпимой боли пронзил пространство. Тщетно сжимая рану, конунг пал на колени перед хранящими спокойствие врагами.

— Чистый удар. Молодец, мальчик. — Блатнайт уже раскованно поставила руку на пояс, взгляд её не отрывался от истекающего кровью Ивара. — Знаешь, конунг, что я поняла о таких, как ты? Женщина для вас представляет ценность, только если на неё стоит. А когда она проявляет волю, вы сбрасываете её до уровня вещи. Если вещь нехороша, недостойна, то и пользоваться ей постыдно. Вещь не имеет права на справедливость, тем паче на месть. Правда? Но как неудобно выходит, когда мир вдруг перестаёт вертеться вокруг твоего члена.