Анна Азырова - Йормундур

— Снег пошёл, — оживлённо просипел Брес и подполз ближе к риагу. — Тебе нравится? Красота, правда? Махун, тебе…

Скрип провернувшегося в замке ключа прервал разговор. В камеру вошли двое тюремщиков, один держал в руке моток толстой верёвки.

— Проснись и пой, арестант! У вас сегодня праздник — горячее подают. Слыхали о последней трапезе приговорённого?

— Так. Подняться и руки за спину, — отъевшийся детина размотал край верёвки. — Шевелитесь сами, не то живо накостыляем.

Брес выпрямился на коленях. Откуда не возьмись в нём вскипела необоримая ярость. Охладевший ум вмиг просчитал, как тело его разбегается в несколько прыжков и выверенные удары раскидывают увальней мак Катейла по разным углам. Когда нога пленника, разгибаясь, уверенно шагнула вперёд, за мгновенье до скачка его задержало прикосновение. Ледяная рука Махуна камнем сжала ладонь, не давая вырваться.

— Бе-ги… сам, — промолвили окровавленные уста, как только глаза встретились с глазами.

Ослабшая рука упала на циновку. В следующий миг Брес бросил остатки сил на то, чтобы оказаться уже за спинами ничего не подозревающих стражников. Осталось забрать у одной из человеческих статуй связку ключей и скрыться тем же путём, каким их привели в казематы. Но в дверях что-то заставило беглеца остановиться. Он повернулся, наблюдая, как за окном тягуче падает снег, а конвоиры мучительно долго тянутся за оружием. Времени хватило вспомнить о долге перед фоморами, о жертве, брошенной на их алтарь без колебаний, о предательстве Бриана, о переломе в ходе войны… И всё же выбрать верный путь не хватило бы целой вечности. Тогда Брес выбрал самый простой, за который не станет себя ненавидеть.

Будто обрывая след на снегу, он прошёл по своим стопам к извечному месту возле господина, опустился на колено, и время вернулось к привычному течению, словно так было всегда. Поднявшийся заключённый покорно повернулся спиной, руки зашли за спину, и запястья грубо связали колючей пенькой. Не церемонясь, охранники накинули на глаза Бреса повязку и пинками погнали через замок во двор, где его вместе с обездвиженным Махуном закинули как будто в крытую кибитку, двинувшуюся в неведомом направлении.

В бойницах высочайшей башни Сеан Корад горел огонь. Стража замка держала дозор денно и нощно, но неладное жители Киллало заподозрили, когда вместе с жёлтым светом из окон повалил чёрный дым. Сигнальные колокола и звук рога оповестил о нападении на замок. Враг сумел пробраться за стены тишком, не дожидаясь, когда забьют тревогу. Всполошившиеся фуидиры и солдаты в испуге передавали друг другу слух: в Сеан Корад вошёл небольшой отряд Уи Фидгенти и Эоганахтов, а впустил его кто-то из своих. Когда командиры в спешке собирали воинов, выкрикивая приказы, захват смотровой башни уже шёл полным ходом.

Нападчики ловко воспользовались устройством винтовой лестницы: пока мечи дозорных в замахе налетали на несущий столб, снизу ратники лёгкими ударами пробивали себе дорогу наверх. Ближе к выходу на смотровую площадку, где проливался дневной свет и веяло морозным воздухом, положение переменилось. Захватчики стали задыхаться и слепнуть от подступающего дыма. Сверху доносились один за другим мощные удары стали о сталь, и затем по лестнице кубарем скатывался кто-то из поверженных. Пробившиеся вперёд счастливцы, узрев неуязвимого врага, оторопели. Широкий и рослый, как сноп сена, гэл сбивал увесистой окованной дубиной каждого, кто осмелится подойти. С бравым кличем воины бросились на прорыв. О стену размозжились чьи-то черепа, кости других дробились о каменные ступени. Шаг за шагом неистовый гэл, рыча, убирал с дороги новых и новых противников. До тех пор, пока нечто незримое лёгким дуновением ветерка не просочилось ему за спину.

Остановившийся здоровяк оглянулся. Несколько стражников позади него упали, как подкошенные, не успевая зажать брызнувшие кровью раны. Повисло молчание. Наконец отошедшие от ступора захватчики подняли оружие, и несколько мечей и копий пронзили открывшееся для удара брюхо.

На площадке, где порывистый ветер со снегом налетал со всех сторон, пара уцелевших защитников замка насторожилась, увидев поднявшегося к ним гвардейца в полном доспехе. Стряхнув кровь с топора, он решительно приблизился, и наитие заставило выживших взять мечи на изготовку. Стоило одному разлепить губы, чтоб окликнуть незнакомца, тот оказался уже сбоку от его напарника. Немыслимым образом на шее бедняги сама собой разверзлась рана, и тот рухнул в лужу собственной крови. Стражник ринулся к выходу. На бегу прямо перед ним незнакомец возник словно из воздуха, его свободная рука размахнулась, и задохнувшийся от удара в грудь гэл стрелой вылетел с башни. Наблюдающий за долгим полётом Йормундур потряс кистью.

— Кривовато всё-таки вышло. Надо левую разрабатывать.

Тут с неба донёсся взмах огромных крыльев. Вжав голову в плечи и плотней сдавив рукоять, ряженый ирландцем самозванец увидел, как на башню слетела то ли невиданная птица, то ли человек. Длинным шлейфом на землю легли чёрные крылья с изумрудным отливом, покрывающие плечи существа подобием сшитого из перьев плаща. Туловище его совершенно человеческое: средний рост, худощавое телосложение, узкие плечи и торс, стройные ноги. С головы до пят странное создание заковано в литую стальную броню: наручи, заострённые кверху набедренники и поножи, нагрудник, разрезанная посредине латная юбка с чёрным сукном под ней. И всё же перед Йормом стоял не обычный воин. На шею, скрытую за ниспадающим к плечам капюшоном, посажена жуткая воронья голова. По длинному серому клюву вверх тянутся борозды, точно прожилки на кленовом листе. Острыми провалами ноздрей, трещинами и впадинами голова скорее походит на голый череп, но выпуклые чёрные глаза глядят с пугающей живостью. Разинув клюв, существо обратилось к викингу по подобию говорящих воронов.

— Глупец, — низкий трубный голос, какими разговаривают дюжие мореходы с косой саженью в плечах, резанул слух. — Что тебе говорили о фоморах? Ты всё сделал наоборот.

Происходящее так ошарашило Йормундура, что руки вмиг ослабли, а голова налилась свинцом. Он бросил беглый взгляд за околицу деревни, где галопом мчал отряд всадников с узнаваемыми плащами и знамёнами Дал Кайс. Вдобавок к подкреплению из башни вовсю валил удушливый дым, и спиной ощущалось тепло подступающего пожара. Бежать было некуда, потому северянин поднял топор повыше, понадеявшись, что обретённая сила его не подведёт.

Трясучая кибитка ползла по просёлочной дороге в сердце снежной бури. За жалобным воем ветров со всех сторон слабо различались колёсный скрип, ругань конвоя и тяжёлый топот его коней в глубоких сугробах. Бресу с завязанными глазами да к тому же в глухой темени повозки оставалось полагаться на слух. Долгие часы пути ровным счётом ничего не происходило. Пленник дремал, затем вздрагивал, вспоминая, в какую передрягу они с господином попали, а там голод, усталость и болезнь вновь сваливали его в сон. Кибитка то и дело наскакивала на камень или кочку. С ветвей деревьев на крышу падал крупный ком снега. Ни заложники, ни сторожащий их конвойный уже не дёргались от беспрестанных стуков и скрипов. До тех пор, пока на крышу не свалилось нечто огромное.