Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

Первый этаж, не считая гостевых и хозяйских спален, ванной, кухни и прочего, занимала гостиная – довольно сумрачное пространство с камином и нишами вокруг длинного стола, окруженного высокими готическими стульями, сделанными по специальному заказу, обошедшемуся хозяину в астрономическую сумму. Второй этаж, куда вела едва ли не из середины гостиной очень недурной работы лестница, именовался и по большей части был галереей, которая на балках и внушительных столбах охватывала почти все внутреннее пространство дома. Стены здесь исчезали, начисто скрытые книжными полками, доходящими до потолка, прерывали их только окна – два выходили на Куинсмилл-роуд, и одно, полукруглое в торце, загороженное снаружи прелестным хаосом еще черных по весне ветвей с едва начавшими набухать почками – на узенький палисадник и глухую стену соседнего дома. Кроме того, имелись еще два промежутка – в одном размещался письменный стол Диноэла с торчащим над ним разболтанным шарнирным коленом хайтековской настольной лампы, а во втором – кровать с шотландскими пледами и парой волчьих шкур, из-за спинки которой прекрасно просматривались все двери. В скобках можно заметить, что нежданного гостя, вознамерившегося прострелить галерею снизу даже из чего-нибудь сверхмощного, ожидало серьезное разочарование.

Диноэл с удовольствием сбросил плащ и выпутался из сложной сбруи.

– Алекс, ванну и поесть, что-нибудь из твоих фирменных деликатесов – солянку, например… Знаешь, сколько я не видел человеческой еды?

Ванна была громадная, Дин с наслаждением погрузился в ее зеленоватое обжигающее лоно – пены и всяких изысков вроде джакузи он не выносил – и, закрыв глаза, начал потихоньку расслабляться, но тут выяснилось, что в программу удовольствий добавлен еще один пункт – Алекс очутилась рядом, молнии на ее черных кожах пророкотали латунными голосами, протрещали липучки, слетела майка, и красотка во всем блеске своих несколько отяжелевших, но по-прежнему спортивно-прокачанных прелестей бухнулась в воду напротив Дина.

– Ихтиандр, сын мой, – спросил Диноэл без всякого, впрочем, удивления и даже не открывая глаз, – что это тебя разбирает?

– Ну, знаешь, – гневно возмутилась Алексис, – имей совесть. Сколько мы не виделись? Или тебе моя попа разонравилась? Нашел лучше?

– О господи, – вздохнул Дин. – Вот уже действительно, проще согласиться, чем объяснять. Ладно, только сделай все сама, а то я сегодня что-то напрыгался.

– Не сомневайся, плюс еще помоем и массаж в качестве бонуса. Надеюсь, вы запомните наше скромное заведение…

По ходу дела выяснялись разные интересные вещи. Олбэни Корнуолльский и впрямь женится на королевской внучке, ученой американке Мэриэтт Дарнер, ныне герцогине Ричмондской, так что на его многолетнем романе с Маргарет Эрскин можно ставить точку – в ближайшее время торжественная помолвка, а осенью свадьба. Сам его величество Ричард III вскоре отбывает в Реймс, на подписание очередного англо-французского мирного договора, и сколько там пробудет – неизвестно. В нынешний сезон в Лондоне мода на все итальянское. Среди контактерской публики на Тратере слухов, как и везде, хватает, но сами ветры перемен здешнего запечья пока что коснулись мало, так что Диноэла тут, как и прежде, воспринимают, как грозного, великого ветерана, начальника всемогущих Спектров. Ясное дело, слетали и не такие головы, но на данный момент общее мнение таково: если уж для закрытия темы прислали эдакого зубра, значит, верхам возня в тратерской тьмутаракани обрыдла окончательно, и проект накрылся всерьез и надолго.

– Куда ты гонишь? Я не железный.

– Не мешай, – восторженно простонала Алекс.

Переведя дух, они перешли к насущным темам.

– Ну, какие новости? Все погибло? Конец света? – спросила Алекс.

– Конец не конец, а дела неважные. «Спектр» закрывают, отдел тоже. Да еще здесь веселье по первому разряду.

– А Кугль? Он тебе сказал то самое? Что ты искал?

– Нет. Это не то. Что-то другое.

– А что?

– Спроси что-нибудь полегче.

– Как там Черри?

– Ты знаешь, что с Черри. Я давно ее не видел.

– Я всегда знала, что Черри что-то затаила. Она всегда была себе на уме. И можешь не устраивать мне своих проверок. Меня не зомбировали и не подкупали.

– Очень жаль. По крайней мере, я знал бы, что делать.

– Убери мне этот шрам.

– Со шрамом ты мне больше нравишься.

– Нравлюсь! Все равно же ты на мне не женишься. И вообще ты больше смотришь на Эшли.

– Не женюсь, и Эшли тут ни при чем. Алекс, как только ты соберешься замуж, шрам я тебе немедленно уберу. А пока ты на государственной службе, уж пожалуйста, будь любезна, потерпи. Где Анна?

– Анна теперь отрезанный ломоть. Открыла собственный салон. Она в большой чести у Ричарда. Эта грымза так высохла, что одна задница осталась, да и та обвисла.

– А Катерина?

– Без понятия. Ее как угнали на Траверс, так с тех пор ни слуху ни духу.

«Все краше и краше», – подумал Диноэл. Выходило, что из всей его команды оставались лишь две девушки. Алексис, в отличие от большинства, пришла в Контакт необычно прямым путем – из Контактерского лицея, где, по замыслу «создателей», должны были обучаться специально отобранные дети с необычными (читай – паранормальными) способностями. Мода на подобные школы выстрелила в конце сороковых – начале пятидесятых, когда в разгар послевоенной оттепели ворох проблем разросшегося пограничья смутил начальственные умы. Мода, как и сама оттепель, оказалась недолгой, но память оставила изрядную, хотя никакого практического влияния на Контакт не оказала. Главной бедой оказалось то, что вопрос, так сказать, дальнейшего трудоустройства лицеистов никак решен не был – например, об их внеконкурсном зачислении на кафедру Контакта в ИМО или, скажем, во внутреннюю Академию СиАй даже речи не шло. Администраторы заведений, которые непосредственно и готовили реальные кадры для контактерской деятельности, ласково кивали, слыша про способных детишек, но продолжали набор по стандартному принципу – из университетской среды, из дипломатов, разведки, спецназа и так далее. Законодательства или просто распоряжений на этот счет ни из каких инстанций так никогда и не поступило. В итоге даже самые способные выпускники, даже уже снискавшие себе известность в контактерском сообществе, были поставлены перед необходимостью самостоятельно искать пути приложения своим талантам – никакой «охоты за головами» среди этой молодой смены не наблюдалось.

Естественно, что единой программы обучения или просто выявления одаренных детей создано тоже не было – пышным цветом цвела местная самодеятельность. В Европе наиболее знаменитой успела стать так называемая чешская школа, хотя основная база ее размещалась довольно далеко от Чехии – в Мишкольце. Мишкольский колледж, кроме разгула чешских методик, имел еще две отличительные черты. Во-первых, считалось, что он находится под негласным патронажем самого СиАй, поскольку сотрудники Института читали там лекции и вели семинары. На самом деле никакого патронирования не было и в помине, просто для либералов из СиАй подобные занятия служили своеобразным идеалистическим развлечением. Во-вторых, Мишкольц слыл (то ли справедливо, то ли нет) еще и интернатом для трудных подростков – студентов, успевших опробовать свою даровитость в криминальной сфере, здесь было ощутимо больше, чем в других лицеях.