Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

Служилый люд выступил с требованием: дайте нам что-то простое, надежное и максимально убойное. Тогда-то на свет божий и явился «клинт». Мощь аккумулятора и, соответственно, силовой подушки позволила увеличить калибр до слоновьих масштабов и применить пулю с компенсатором центра тяжести и плоско срезанной верхушкой, что практически избавляло от рикошетов; кроме того, «клинт» уверенно преодолевал труднодосягаемый для пистолетов стометровый рубеж. Теперь, даже при не слишком удачном попадании, от L-модификанта оставались только ноги да обрывки бронежилета.

Особого распространения это диво не получило, особенно после повсеместного внедрения «разгонной рельсы» – менее эффективной, зато куда более технологичной в изготовлении, – но и по сию пору «клинт» остается излюбленным оружием наемных убийц, для которых сочетание мощности, компактности и надежности гораздо важнее скорости перезарядки. Процесс это непростой и долгий, что чревато неприятностями, потому-то Дину и приходилось носить два пистолета одновременно. «Интеллигентный человек, выходя из дома, берет с собой два «клинта»», – говорил он. Немаловажной деталью было то, что «клинт» унаследовал от прадедушки «нагана» двухперьевую главную пружину, за счет чего у него отсутствовал гибельный для неумех и новичков дергающий провал спускового крючка после выстрела – Диноэла, ленивого на ежедневные тренировки в тире, это очень устраивало. Кроме того, разгонное поле в значительной степени сокращало отдачу, что также создавало немалое преимущество.

Нечего и говорить, что диновские «клинты» делались по специальному заказу, в Италии, по большей части – вручную, эскизы курков и верхних вентилированных планок он рисовал самолично.

Конец скучной интерлюдии.

Еще двое парней с «глоками», уронив головы, сползли по стенам, оставляя за собой темные косые полосы, у одного с растопыренных пальцев соскочил кастет и звучно стукнул о пол, в комнатушке справа дважды чмокнул навернутый на что-то сорок пятое глушитель Алекс, кто-то кувырнулся в дверном проеме, и все закончилось.

Бедный Кугль лежал в углу – маленький, сморщенный, одетый, по своему обыкновению, в чистенькое старье, задрав жидкую бородку, изогнув шею с редкими вьющимися волосами, и очки в круглой металлической оправе, все еще цепляясь за ухо одной дужкой, съехали на пегую щетину.

– Алекс, «ошейник», быстро!

Та мгновенно перекрутила на живот спецназовский однолямочный рюкзак и вытащила широкий бугорчатый футляр. Дин захлопнул вокруг куглевской шеи сложного вида кольцо с торчащими внутрь иглами и наборными штифтами, напоминавшее даже не ошейник, а целый хомут, разноцветные провода, схваченные в пучок пластиковыми затяжками, и кабель в черной оплетке уходили к планшету с верньерами и клавишами. Между кожей и хомутом вспыхнула и замигала синяя переливающаяся змейка. Веки мертвеца едва заметно дрогнули. Глядя на дисплей, Алексис покачала головой:

– Шеф, глухо, семь процентов, мы опоздали.

Но тут покойник открыл глаза и вяло шевельнул губами.

– Подкачку, напрямую! – приказал Диноэл.

Алексис задрала на Кугле рубаху и с размаху всадила между ребер толстую, едва ли не в палец, иглу. Засвистел компрессор.

– Конрад, – сказал Дин, – я не могу тебя спасти, ты уже мертв, говори самое главное и быстро!

– Я все спрятал дома у Олбэни… Корнуолла, – прошептал Кугль. – За маузером… Я… – Тут речь его оборвалась, и глаза остановились.

Но тут произошло чудо. Уже холодеющая рука в последнем прощании вдруг стиснула пальцы Диноэла и тотчас же разжалась.

– Все, – сказала Алексис. – По нулям.

– Эх, Конрад, – вздохнул Дин и встал. – Вызывай «паровозников», забираем и хороним.

– Уже вызвала, – отозвалась Алексис и принялась сворачивать медицинское хозяйство. – Куда повезем?

– Да никуда не повезем. У него ни дома, ни родственников. Отправим в Институт, на наш мемориал. Что он такое сказал? Что это за маузер в доме у Корнуолла?

– Понятия не имею. Он там ремонт недавно делал.

– Ничего себе. О чем вы тут думаете?

– Я ни о чем не думаю. Меня только сегодня Сиена с Базы пригнала.

– С Южной Базы? Еще работает? А сама она где?

– Уехала в Йорк. Вместе с Эшли. Босс, у нас, вообще-то, эвакуация.

– Эвакуация будет, когда я скажу, – тоном грозного начальника ответил Диноэл. – А пока делом занимаемся. Эшли подстриглась?

– Нет. Как раньше, с пучком ходит.

– Первая хорошая новость за много дней, – пробурчал Диноэл. – Поверить не могу, Конрад, Конрад. Я от тебя помощи ждал, а не говенных ребусов… Мои подарки лорду Роберту отправили?

– Эшли говорила, что да.

– Что это были за парни?

Алексис пожала плечами.

– Какие-то экологи. Приехали месяца полтора назад, привезли тьму оборудования. К нам не заходили, ни с кем не общались, держались особняком.

– Кто-нибудь из них еще остался?

– Нет. Вся группа здесь.

«Веселенькая встреча, – подумал Диноэл. – У кого-то сдали нервы, и зовут этого кого-то, скорее всего, Джон Доу. Странно получается». Спускаясь все по той же лестнице со стертыми вокруг ребристых сучков ступеньками, Дин провел рукой по перилам, когда-то покрашенным гадостной коричневой краской, а теперь облезшими до природной сосновой желтизны и наполовину ушедшими в корявые доски стены. «Боже, да я действительно в Лондоне, – подумал он. – Даже воздух узнаю. Или кажется?»

– Кто он вообще такой, этот Кугль? – спросила Алексис.

– Он не Кугль. Его зовут Конрад Бюхнер. Был когда-то одним из лучших агентов. Кугли – это такое семейство мутантов, садисты и людоеды, они захватили его на Фейолии и продержали почти год, пока мы его нашли и освободили. Я их перестрелял, да что толку. До сих пор не знаю, что они с ним сделали, но он сошел с ума, со службы его списали, но соображать он не перестал, и я привез его сюда, на Тратеру, он тут занимался всем подряд, руки у парня росли откуда надо… Куглем он стал называть себя сам – после той истории, – бог весть почему. Чует мое сердце, что-то он раскопал… Загадал загадку.

– Ну что, домой?

Да, да. Надо привести себя в порядок.

Они вернулись к лошадям – солнце уже клонилось к Солсберийской гряде на западе – и тронулись в обратный путь, теперь уже без спешки и лихого срезания углов – напрямую через Хаммерсмит, потом по Фуллхэм-Палас и у кладбища свернули на знакомую и уже почти родную для Дина Куинсмилл-роуд. И в самом деле, стоило ему завидеть издалека краснокирпичную громадину школы Куинс Мэнор, деревья сквера на набережной, серую полосу Твидла, а за ней – густую болотную зелень парка Ветленд, как некая частица радости и покоя вступила в дальний уголок его души. Господи, он снова все это видит. Вот крыльцо, старые перила, черная дверь, все тот же дверной молоток с набалдашником из литых стеблей и листьев и прихожая с рогатой вешалкой.