Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Снова перпендикулярная готика, – сказала Мэриэтт, кивая на окна.

– Нет, это просто модерн с готическим уклоном.

– Иди сюда, посиди со мной. Ты меня еще не разлюбил?

– Еще нет.

– Как здесь тихо. Я отвыкла от тишины.

– Мы в национальном парке. Днем посмотришь, вон там Холм Железной Ратуши, местная достопримечательность. Ты есть хочешь?

– Нет, сейчас только ванну и спать.

Мэриэтт оглянулась. В окнах позади нее, несмотря на непогоду, был виден поднимающийся над лесом подсвеченный колосс СиАй, отсюда можно было различить даже обе половинки.

– Твой замок людоеда видно здесь отовсюду. Когда все утрясется, давай переедем. Мне очень неуютно, когда эта зверюга заглядывает в каждое окно… Давит.

– Это был мой дом.

– Прости, но я никогда не привыкну. Какие высокие потолки… А где люстра?

– Я не люблю верхнего света. На мой вкус, слишком официально – знаешь, как фрак и бабочка. По-моему, если у кого-то за полночь включен весь свет, то у него либо гости, либо обыск.

– И ковра нет.

– Теплый пол. И уборку делать проще.

– Ну нет… И потом, это же вредно. Ладно, я в ванную. А ты посидишь рядом.

– Да, пойдем, покажу, там у меня смеситель с чудинкой, горячую прибавляет нормально, а обратно, на полпути, резко включает холодную, надо просто вывернуть назад… Все не было времени отладить.

– Сейчас посмотрим… Надеюсь, после твоих жен осталась парочка гелей или бальзамов?

Пока Мэриэтт блаженствовала в горячих облаках пены, Диноэл настроил систему прозрачности окон так, что зеленоватые морозные узоры скрыли от глаз ненавистного светящегося великана.

– Ты где там? Боже, какая я сонная, ничего не соображаю… Ты знаешь, я боюсь тебе разонравиться. Я так недовольна своей фигурой…

– Замечательная фигура.

– Нет, я просто кубик какой-то, и никакой фитнес не помогает… Люби меня, слышишь, а то я умру.

– Ладно, буду любить.

Кремовый редут постели был задвинут в подковообразный конец комнаты, здесь не было окон, лишь крохотная бойница под самым потолком, и Дин с тоской подумал, что его жилище в плане точно воспроизводит Челтехэмский замок. У него возникло неприятное чувство, будто он ведет экскурсию по собственному мемориалу и вынужден все время за что-то оправдываться. Чертов переходный возраст, чертова переходная эпоха. Дурь какая, все, надо выспаться.

Но сон, как известно, капризное божество и зачастую склонен поиграть даже с тем, у кого глаза, казалось бы, сами собой закрываются от усталости.

– Что за одеяло у тебя! Это что, натуральный мех?

– И сама тряпка, и мех, и шерсть настоящие.

– Ты знаток… Ты мой герой, ты мой повелитель… Только скажи мне еще раз, что со всем прежним покончено… Я так боюсь этой политики… Не могу допустить, чтобы тебе и мне еще раз искалечили жизнь… Я хочу, чтобы мы вели нормальный, человеческий образ жизни, чтобы мой муж возвращался домой в шесть часов и мы вместе садились ужинать.

– А потом смотрели телевизор.

– Можно и телевизор посмотреть. А можно придумать и что-то еще. Ты когда последний раз был в театре? Представь, мы можем просмотреть все знаменитые оперы, все легендарные спектакли! Бродвей! И потом. В мире масса прекрасных мест. Ты был на Гаваях?

– Да, там станция слежения.

– Ну вот, а я никогда не была. Есть еще парк «Олимпик», там работает Фрэнси, моя подруга, она присылает такие фотографии, что дух захватывает. А в Греции, на каком-то острове, есть такая пещера, морской грот, куда можно попасть только через отверстие наверху, огромный колодец – я непременно хочу там искупаться. Мы вдвоем в подводной пещере – разве не здорово?

– Здорово, но из пещеры рано или поздно придется вылезти. У тебя есть твоя наука. А я чем буду заниматься? Преподавать технику выживания?

– Нет. Ни в коем случае. Рано или поздно тебе захочется показать своим ученикам что-нибудь вживую, и тогда все. Нет. Я даже считаю, что отсюда надо уезжать и подыскать жилье в каком-нибудь месте – здесь все слишком… напоминает, все слишком близко…

– Что же мне остается?

– Как что? Твоя жизнь! Ты же легенда! За книгу твоих воспоминаний издатели будут драться! У тебя сохранились заметки?

– Да, я кое-что записывал, хоть это и было запрещено. Но это страшная мешанина, разные обрывки…

– Вот и отлично, приведи все в порядок. Конечно, это непросто, но оно того стоит. По-моему, ты просто обязан все описать, это твой долг пред человечеством. Но самое главное – ты же всегда мечтал заняться наукой. Вот он, твой шанс! Теперь тебе никто не помешает, с твоим именем перед тобой открыты все двери, любые архивы, университеты… что хочешь. И самое главное – займись наконец своим здоровьем. Дин, тут я встану насмерть. Твое плечо, твой глаз… сколько можно откладывать? Все сроки вышли, надо обязательно показать специалисту. Ты уже все запустил до крайней стадии. А пока что просто обними меня и расскажи…

– О чем?

– О чем хочешь… Например, что там, за тем холмом, о котором ты говорил…

– Там шоссе и город Мюнхен.

– А дальше?

– А дальше горы. Баварский Лес и Шумава.

– А что за горами?

– А за горами уже Чехия… О, ты уже действительно спишь.

С утра пораньше, после завтрака, который вполне можно было назвать походным, Дин отправился в Институт, а Мэриэтт села к телефону – выяснять, насколько серьезны намерения Мюнхенского филиала исследовательского центра Рудольфа Вирхова.

– В случае чего, возьми «Шевроле», – сказал Диноэл, доливая ей кофе. – Джип для Мюнхена великоват, ты там намучаешься. Только поаккуратнее, контроля поворота нет, и из двухсот он выскакивает мгновенно. Документы я оформил.

– Какие документы?

– Ну, у нас тут хотя зона и не слишком запретная, но забор и шлагбаум все же присутствуют. В любом случае звони.

Официальный кабинет Айвена Тью (была еще и пара неофициальных, так называемых «переговорных») был длинным, изогнутым, отделенным от каких-то еще пространств перегородкой, отделанной узорчатой кожей, и кончался пятиметровой высоты окном. Окно это оставило в бюджете ИК существенный след – оно было многослойным, с тремя разнонаправленными рамами, стеклами переменной толщины и специальными моторами, которые заставляли эти стекла беззвучно вибрировать в режиме, диктуемом генератором случайных чисел, так что подслушать, что происходит внутри, было совершенно невозможно.

Айвен выглядел усталым и отечным, он кивнул Дину на кресло перед своим столом, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Диноэл спросил:

– Скиф у тебя уже был?

– Разумеется, был. С кипой бумаг. Что ж, ты оказался прав. В очередной раз. А я… Что ж, по крайней мере, я сделал все, что успел. Разослал твою реляцию по городам и весям. Ты читал «Интеллидженсер»? Научный прорыв, торжество Контакта. Впрочем, все подробности удалены. Как бы то ни было, посмертной славы мы избежали, будем довольствоваться простой. Сенатская комиссия, все такое. Я лично вылетаю на Тратеру…