Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

К этому же времени относится легенда, или даже сказка, которую здесь волей-неволей приходится упомянуть – она лишний раз подчеркивает всю бесповоротность решений экстравагантного шотландского полководца. Сражаясь за северные проливы (на гэльском эти земли называются очень красиво – Дымногорье), Бэклерхорст привлек на свою сторону Дэбефа Лютого – короля-садиста и колдуна, изобретателя первого на Тратере органа. Если Ричард – ученый-чернокнижник, то Дэбеф – типичный волшебник-кудесник, владыка эльфов и домовых. Согласно преданию, по его приказу гномы выковали ему небывалый меч, который имел ужасный характер, умел говорить подобно толкиеновскому Гуртангу, его обязательно надо было поить человеческой кровью, еще, кажется, нельзя выставлять на солнце и показывать женщинам – если только не собираешься эту женщину немедленно убить. Кроме того, перед каждой битвой зверски жестокий, но трусоватый Дэбеф накладывал на меч новое, все более страшное заклятие, так что со временем тот стал, по-видимому, самым заколдованным мечом в мире. Дэбеф проникся к Бэклерхорсту необъяснимой симпатией (некоторые утверждают, что вполне объяснимой, просто нетрадиционного характера, но на это нет ни малейших указаний – просто злые языки) и завещал ему свой меч. Согласно древнему обычаю Бэклерхорст вырыл его из могилы Лютого голыми руками, причем меч нисколько не возражал.

Так вот. Навсегда покидая родные края ради приобщения к мировой культуре, Шелл Бэклерхорст отрекся от прошлого до такой степени, что на прощанье без всяких сожалений подарил этот меч несколько шокированному Ричарду. Молва утверждает, что тот потом держал его в специальном саркофаге и лишь время от времени рубил им головы безвестным горемыкам, чтобы колдовская сталь не затосковала. Некоторые даже рассказывали, что будто бы в глухую полночь слышали завывание ненасытного клинка. Ну, и, само собой, считается, что бронзовая ладонь памятника Ричарду перед Уайтхоллом опирается именно на рукоять того самого меча – хотя опровергнуть или доказать это мнение желающих не находилось. Словом, на этот счет ничего достоверно не известно, но то, что Глостер регулярно устраивал в столице фотовыставки Бэклерхорста, – истинная правда.

Трудно сказать, насколько оказался велик художественный талант Шелла Бэклерхорста, но весьма и весьма известным рекламным фотографом он стал. Знаменитые портреты Глостера и все изображения Кромвеля на денежных купюрах, пережившие как художника, так и его модель, – наиболее известные произведения бывшего завоевателя.

В результате всех этих удивительных перемен на шотландском троне оказался Иаков VI – юноша образованный, но слабого здоровья и с чрезвычайно неустойчивой нервной системой, которому до дрожи и судорог делалось дурно при одном лишь виде оружия. Он по-детски радовался подачкам и подаркам из Лондона (а Ричард умел быть щедрым, когда надо), баронская крамола и мятежи, подавленные Бэклерхорстом, поднялись вновь, машина государственного правления расстроилась, и проблема аквитанских притязаний Шотландии утратила свою грозную актуальность.

Конец исторической интерлюдии.

Нечего и говорить, что как только воинство Ричарда скрылось за Аквитанскими горами, смута в стране вспыхнула с новой силой. Лорды-федералы, как они сами себя называли, укрытые от железной руки регента Джевеллинским хребтом, подняли стяг защиты престола и отечества, после чего началась страшнейшая грызня за власть. Англия вновь вступила в царство хаоса, из которого недавно с таким трудом вышла. Парламент раскололся на воюющие фракции, и немало масла в огонь подливала ушедшая было в тень королева Маргарита – опираясь на французское золото, она по-прежнему рассчитывала вернуть себе статус регентши с дальнейшими видами на трон.

И уж конечно, каждый клан, каждая группировка желали видеть короля в своих рядах. Бедный Лу превратился в почетный трофей – его захватывали, увозили и перевозили, он тосковал, злился, а самое главное, страдал от разлуки с леди Урсулой Норфолк, детская любовь к которой неудержимо перерастала у Эдуарда в куда более серьезное юношеское чувство. Вдобавок ко всему, среди всей этой замешанной на крови суеты он еще и умирал от скуки – ему только-только стукнуло одиннадцать, но, подобно своему венценосному собрату Густаву Датчанину, Лу уже прекрасно знал, чем вся эта глупость закончится, стоит лишь вернуться дяде Ричарду.

О, чуткость ангельских догадок, как выразился классик. Как гром небесный грянула весть о том, что аквитанская армия переправилась через Твидл ниже Челтенхэма, что Бристоль уже взят, изъявил полную преданность возвратившемуся лорду-протектору, и уже плывут в бискайские туманы плоты с насаженными на кол федералами, а к сентябрю – что Ричард повернул на север и его войска идут на Лондон, впитывая с радостью переходящие на сторону принца-регента мятежные гарнизоны. Второго сентября, в жаркий осенний полдень, Ричард, в уже ставшей привычной манере, шел через заполненный ревущей толпой Стрэнд, опираясь на рукоять меча и, как всегда, монотонно перекидываясь двумя-тремя словами со старыми знакомыми: «Слезь оттуда, дурень, упадешь», «Мэгги, карга, я хоть раз увижу тебя трезвой?» – а в двух шагах позади шел огромный и черный Бербериец IV, с накинутым на луку седла поводом, а за Берберийцем, громыхая, звеня и цокая, шла конная гвардия, а за ней стальной колючей гусеницей втягивалась в город и вся армия герцога Глостерского, властителя и спасителя Великобритании.

В эту осень Ричард позволил себе стать отцом военно-полевой хирургии. К ноябрю ситуация на фронтах складывалась довольно странная. Три армии одновременно шли на север. По правому берегу Правого Твидла двигалось войско юного Стэнли Ричмонда, единственного тюдоровского союзника Глостеров, по левому берегу Левого – самого герцога Ричарда, и по Центральному Бернисделю, увязая в грязи осенней распутицы, – армия федералов, или, как они выражались, королевская армия под командованием графа Морхольда, державшего при себе плененного короля Эдуарда. Все они, строго говоря, наступали на Бортуикский замок – северную цитадель империи в междуречье Твидлов. Противоборствующие силы разделяла река, и никаких грандиозных баталий или молодецких стычек не происходило.

Не знаю, бывало ли когда-нибудь такое, чтобы военные действия шли в точности так, как рассчитал полководец. Сомнительно. Война – любительница сюрпризов. По крайней мере, той осенью Ричард испытал это в полной мере. Ни в сентябре, ни в октябре не сумев переправиться через Твидл, войска Глостера ушли далеко на север, несколько неожиданно и без особых потерь захватив все левобережье, и в начале ноября перед ними, сквозь завесу дождей, предстали валы, стены и крыши Лидса, а вдали, среди холмов с хмурыми осенними лесами, уже смутно угадывались башни Бортуика над разбегающимися потоками Левого и Правого Твидлов.