Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Это у тебя башню снесло! – прорычал Глостер. – Балда, нам с тобой через час предстоит сообщать Агнессе о смерти сына!

– Граф, с башней все в порядке, – на всякий случай пробормотал Брекенбери, чувствуя, что грозу проносит стороной, – расчеты его светлости полностью оправдались, взрывная волна ушла вверх, и легкая кровля…

Ричард свирепо махнул ему рукой, чтобы замолчал.

– Господи, Родж, это катастрофа похуже Фолклендского разгрома. Как же мы скажем Агнессе? Родж, ты первый драматург эпохи, придумай что-нибудь.

Тут только до Мэннерса начал доходить кошмар происходящего:

– Черт, да ведь она же в Друри!

– Да, друг мой, в двух шагах отсюда. Хотела быть поближе к сыну… Родж, вот теперь ответь мне: как такое вышло, что мы его не клонировали? О чем думали наши с тобой ученые головы? О, я знаю ответ… Я держал этого олуха за тридевять земель от войны, под крылом у мамочки, что же ему угрожало? Как же мы не сообразили? Ну что ты дергаешь головой, где твои гениальные мозги?

Мэннерс сдавленно замычал и развел руками. Ричард повернулся к Брекенбери.

– Джон, сколько там было пороха?

– Не больше полутора тысяч фунтов, милорд.

– Да, вряд ли есть шанс что-то найти… Конечно, где-то отыщется волос, но у нас нет времени. Этот упертый идиот, с собачьими бакенбардами, его слуга, вспомнил, Дерек его зовут, злобная тварь, наверняка погнал в Друри, он уже там, он уже у Агнессы, рыдает, наверное, ублюдок… Родж, Родж, ну как мы такое допустили?

В дни правления Ричарда-старшего Агнесса была молодой красивой женщиной, наследницей старинного рода Уорвиков, всегда очень и очень уважаемого при королевском дворе. Позже сам Ричард торжественно поздравлял ее с днем рождения и днем ангела – официальный королевский выезд.

Во времена первого регентства (с годами регентство отца и сына Глостеров начали путать) на уэльской границе с ней вышла захватывающая история – бунтарь и благородный разбойник Готфрид фон Меникхузен, необыкновенная любовь, романтические приключения с поединками, похищениями и чудесными спасениями. Результатом стал Алек – ангелоподобный младенец, предмет всеобщих (а в первую очередь – родной матери) восторгов. В силу зачаточного состояния педиатрии на Тратере поначалу никто не обратил внимания на изрядное отставание в умственном развитии у парня, которое впоследствии растянулось на всю оставшуюся жизнь.

В итоге единственным, что твердо усвоил Алек, стало понимание того, что быть глуповатым, но очаровательным всеобщим любимцем – это самый короткий и доступный путь к успеху. А поскольку все без исключения его поступки вызывали лишь умиление и восхищение матери, которая, в свою очередь, внушала трепет самому могущественному человеку в государстве, то Алек вырос настоящим оболтусом, лоботрясом с серьезными неполадками в рассудке, терпимым лишь за то, что он не внушал никому никаких опасений. Нельзя еще раз не подивиться: женщина выдающегося ума, колоссальной эрудиции и остроумия, Агнесса тут же утрачивала весь реализм мышления, едва дело доходило до ее сына. В непонятном помрачении ума и чувств, она на полном серьезе считала этого лукавого и временами достаточно злопамятного недоумка чудесным, разумным юношей, полным всяческих достоинств.

С топотом и хрустом отряд влетел в лес, но на середине просеки Глостер остановил коня, закрутился на месте и с тоской уставился на подъехавшего Мэннерса.

– Не могу, Родж, – простонал он. – Страшно! Здесь, в двух милях, корнуолльская гвардия. Давай заедем.

Еще бы, господи ты боже мой, Друриком! Когда они с Роджером были еще мальчишками, в эту старинную усадьбу их иногда отправляли на лето, и по непостижимой ассоциации Ричарду вдруг вспомнилось, как из своей спальни они мечтали ночью пробраться в библиотеку и поэкспериментировать со стоявшим там телескопом.

Но Агнесса, вдобавок еще страдавшая бессонницей (которую она с лихвой компенсировала днем), всегда была начеку и все попытки жестко пресекала. Особенных усилий ей, впрочем, прикладывать и не приходилось – мальчишек неизменно выдавал замок их комнаты, при первой же попытке повернуть массивную ручку издававший целую серию громовых лязгов, разлетавшихся по гулким ночным коридорам.

Друзья подошли к проблеме по-научному. Первая попытка задобрить горластое устройство маслом ни к чему не привела – хлопот и грязи много, толку никакого.

– Вся штука в движении язычка, – заявил свою гипотезу Ричард на опять-таки ночном военном совете. – Если бы его как-нибудь притормозить…

Роджер скептически покачал головой.

– Заорет на обратном пути. Тогда надо кого-то тут оставлять, чтобы он полночи придерживал эту штуковину пальцем…

Однако идея оказалась плодотворной – зажатый в своем ходу язычок и в самом деле если и не вовсе избавлял от шумов, то, по крайней мере, снижал их до необходимых конспиративных величин. Следовало лишь отрегулировать фактор давления – то есть какой толщины предмет всунуть между дверью и косяком. В итоге безукоризненно подошел ремень от Роджеровых штанов, а впоследствии Глостер дошел до такой степени виртуозности, что научился гасить звук, лишь меняя степень нажатия на ручку. Только много лет спустя приятели узнали, что Агнесса, разумеется, была в курсе их опытов и умирала со смеху. И вот теперь…

– Постройте две роты, – приказал Глостер Патрику Гордону, командиру гвардейцев.

Пройдясь перед железным строем корнуолльцев, герцог заговорил так:

– Солдаты, земляки мои. Сегодня вам выпала горькая честь. Пал смертью храбрых наш с вами товарищ по оружию Алекс Уорвик. Как истинный воин, он предпочел позору смерть в огне…

«Надо быть полным дебилом, чтобы додуматься запускать фейерверк над тонной пороха», – подумал Ричард.

– …и наша обязанность сообщить об этом его матери. Ротные, шаг вперед. Перед началом церемонии командир Гордон поведет дополнительный инструктаж, в целом же задача такая: входим в ворота двумя колоннами, первая рота слева от меня, вторая справа, проход с дистанцией в два корпуса. По моей команде – перестроение в четыре линии, дальше все становятся на колени, а лбом упираются в землю. Дальше без команды не шевелиться и по возможности не дышать. Это все.

Друрикомское поместье Уорвиков не было замком, это был просто большой загородный дом – с пристройками служб, с большими окнами наборного стекла, высокими трубами и двумя эркерами по фасаду второго этажа (как-то поживает тот памятный замок?), с высоким крыльцом, запущенным садом и прудом с замшелым мостиком. Едва лишь корнуолльский строй с бренчанием и стуком рухнул наземь, широкие двери распахнулись, и на каменных ступенях перед Глостером и Мэннерсом появилась леди Агнесса.