Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

Если до сих пор приятелям было просто страшно, то теперь их обуял неприкрытый ужас. Лицо, знакомое им с детства, переменилось едва ли не до неузнаваемости, обозначились странные складки, проступила смертная синева, правый глаз полузакрыт, и из правого же уголка рта тянется заметная дорожка слюны. Голос, однако, остался тверд, хотя и приобрел ощутимую присвистывающую шепелявость.

– У тебя нет совести, Дикон, – обратилась она к Глостеру. – Как ты мог отправить Алека в такую даль, не сообщив об этом его матери?

Ричард оцепенел. Единственно, на что хватило его самообладания, – зверски толкнуть Роджера локтем в бок.

– Мадам, – не очень понимая, что говорит, начал было тот, – все мы…

Но Агнесса тотчас прервала его.

– Нет уж, помолчите, господин адвокат! Вы вечно покрываете своего дружка, еще с тех пор, как вы вдвоем утопили в Тимберлейке мой телескоп! Я жду ответа, Ричард. Ведь вы послали Алека с каким-то посольством?

Глостеру показалось, что его ноги врастают в землю.

– Да, тетя Агнес, – насилу вымолвил он. – Послал… с посольством, – и дико скосил глаз в сторону Роджера.

Но тому, к счастью, уже пришли на помощь драматургическое вдохновение и сценический опыт.

– В Данию, – произнес Мэннерс уже почти человеческим голосом, – в Данию. Тетя, позвольте все же сказать два слова. Видите ли, наше датское посольство никуда не годится, теперешний посол очень плохо проявил себя, а ведь вам известно, насколько напряженное положение на северных границах. Там требуется человек, во-первых, бесспорно родовитый, во-вторых – широко образованный и мыслящий, и в-третьих – благородной внешности, что греха таить, дипломатия – это театр. А таких дворян в Англии немного. Поэтому выбор пал на Алека.

Мэннерс заметил, что все больше и больше чувствует себя Полонием.

– Когда бы не крайность, тетушка, его высочество никогда не прибег к подобной спешке – но идет война, решения приходится принимать буквально на скаку, промедление смерти подобно – вот каковы наши причины.

– Все равно это свинство, Дик, – холодно отозвалась леди Агнесса. – Обед через полчаса, – и, повернувшись, снова скрылась в доме.

Ричард остался стоять, склонив голову набок, бессмысленно глядя в дверной проем и открыв рот, причем знаменитая нижняя губа на сей раз свисала без всякого выражения. Гордон и Мэннерс хранили почтительное молчание, лежащая гвардия едва слышно сопела.

Наконец принц-регент обрел дар речи.

– Ремонт в театре за мой счет, – сказал он, не меняя выражения лица, – Патрик, оставьте взвод и оставайтесь сами, сегодня мы обедаем вместе. Прочих отправьте в лагерь, вот это всем на угощение.

В холле, у громадной лестницы, им встретился сутулый старик в старинном мундире с неживыми рыбьими глазками и белыми хвостами бакенбард.

– А, Дерек, скотина, – недобро оживился Ричард. – Ну-ка, в коридор его, живо. Что, помчался скорее доложить?

– Мой долг был оповестить госпожу, – прогудел припертый к стенке Дерек, тупо глядя на герцога.

– Твой долг? – Ричард вновь перешел на свистящий змеиный шип. – Твой долг был сберечь жизнь твоему господину, смотреть за ним. Ты не хуже меня знал, что он слабоумный. Откуда он взял эту петарду? Где тогда ты был со своим засранным долгом?! А потом твой долг был ехать ко мне вместе с Брекенбери и обо всем доложить. А ты, мразь, поторопился загнать в гроб леди Агнессу. И ты мне еще толкуешь о долге?

– Я сорок лет служу Уорвикам…

– А теперь послужишь мне, я тебе произведу переоценку ценностей…

Все эмоции этого часа вылились у регента во вспышку бешеной ярости. Вывернув стопу, подкованным каблуком кавалерийского сапога он ударил Дерека ниже колена, мгновенно переломив старику голень. Умелые руки привыкших к герцогским манерам телохранителей мгновенно загасили вопль, который уж точно переполошил бы весь дом.

– Натаниэль, простите, но вам придется поесть чуть попозже. Там, в лесу, где мы ехали, справа, была полянка – вырежьте для него елочку посимпатичнее, пусть на колу поразмышляет над смыслом слова «долг».

Дерека, у которого на лице, кроме бакенбард, можно было различить лишь разинутый и заткнутый рот, уволокли, и Ричард с досадой покачал головой.

– Родж, ну какие же мы с тобой дураки. Почему мы сразу не приставили к Алеку своих людей? Почему понадеялись на этого придурка? Господи боже, век себе не прощу…

Во время обеда, несмотря на все разговоры о датском посольстве, Агнесса несколько раз выходила из комнаты, потому что ей мерещился плач Алека.

– Я что-то не вижу Дерека.

– Я отправил его вслед за Алеком, – пробурчал Ричард, глядя в тарелку. – Там ему он будет нужнее.

Долгие годы знакомства с Роджером сделали свое дело: Глостер тоже понемногу превратился в любителя игры слов.

Уезжая, Ричард сказал:

– Родж, ты остаешься. Не отходи от нее. Сообщай мне, как дела, каждый день. Я пришлю врача и что-нибудь из препаратов. Если что – заберем ее воздухом, тут уж не до конспирации.

На означенной полянке принц-регент застал пикник палачей рядом с лишь наполовину, и то небрежно очищенной от коры еловой жердиной, на которой, в двух метрах над землей, традиционно запрокинув голову, в непристойной позе раскорячился скверный слуга Дерек.

Ричард подъехал вплотную к голым, заросшим седым волосом ногам, и похлопал по шее захрапевшего и попятившегося коня.

– Что, бестолочь, подумал о смысле долга?

– Он, прошу прощения, ваша милость, вас не слышит, – сказал подоспевший Натаниэль. – Он, с вашего позволения, в некотором роде помер. Жилистый был старичок, а и получаса не продержался. Вы уж извините, милорд, мы все сделали как надо.

– Да, да, Натаниэль, спасибо, – рассеянно кивнул Глостер. – Патрик, я знаю, это не входит в ваши обязанности, но я уж вас попрошу. Оставьте двоих, путь помогут ребятам выкопать яму. Нат, голову его отдельно утопите, там дальше, по-моему, болотце было. Поедемте, господа.

Леди Агнесса после этой истории слегла на полгода, и потом еще столько же не вполне владела правой рукой, что отчетливо видно по ее дошедшим до наших дней письмам. Оправившись от удара, она вновь стала той же веселой и энергичной женщиной, что и раньше, но с единственной странностью – твердой уверенностью, что ее сын жив и служит послом в дальних северных странах – вслед за изобретенной Мэннерсом Данией появилась Норвегия. Агнесса любила пересказывать полученные от него письма, делая это с присущим ей прекрасным чувством юмора. Глостер, через Мэннерса, пробовал помочь ей в получении этих писем, но, как выяснилось, никакая помощь не требовалась – Агнесса успешно справлялась сама.

Сам же Ричард, и оставаясь регентом, и будучи уже королем, издал негласный указ: тот, кто вольно или невольно любым способом хотя бы намекнет герцогине на истинное положение вещей в карьере ее сына, будет подвергнут опале. Ситуацию тщательно контролировали специально подобранные дамы и кавалеры из свиты леди Агнессы, а также слуги, но желающих нарушить закон так ни разу и не нашлось.