Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Добрый день, Джулианна, я Ричард, отец Гарри.

Не менее полминуты она молчала, потом сказала:

– Не скоро же вы появились.

Он удрученно покивал головой.

– Я виноват, Джулианна, я очень виноват. Вы знаете, мы с Гарри были в ссоре, и я совершенно потерял его из виду. У меня не было никаких известий, я даже не знал, что он женился.

«Типично крестьянское лицо, – подумал Ричард. – Как странно, вот где нашел сердечный приют мой мальчик. Что ж, чикагская крестьянка, прости меня за все то вранье, которое тебе придется выслушать».

– Заходите, – сказала Джулианна.

Она смотрела на гостя во все глаза. Вот от кого сбежал ее Гарри, вот источник ужасов, высосавших из него жизнь. Однако пока что ничего ужасного ее настороженность не находила – да, этот старший Глостер необычайно спокоен, самоуверен, у него, несмотря на возраст, вполне узнаваемая легкая, танцующая походка, глаза усталые и внимательные, и он так забавно складывает губы, когда прислушивается, – но на дракона совсем не похож. И все же что-то своим природным чутьем Джулианна уловила – во всей повадке Ричарда сквозил некий дух неодолимой власти, старшая сестра вдруг подумала, что меньше всего на свете хотела бы спорить с этим человеком.

Естественно, она не удержалась.

– Гарри все время говорил, что он сын монстра, чудовища, и что такое же чудовище он чувствует в себе.

– Что же, видимо, я и есть это самое чудовище, – печально согласился Ричард. – Боюсь, я был слишком строг к нему, слишком многого от него хотел… знаете, такая форма отцовского эгоизма… отцовской педагогической тирании. Готовил его к политической карьере. Это было ошибкой.

Тут Джулианна поняла еще одну вещь. Ричарду можно рассказывать все, что угодно. Он принадлежит к категории людей, которые на своем веку повидали такое и столько, что утратили способность удивляться и осуждать. Она обрела почву под ногами и сейчас же почувствовала, как к глазам подступают слезы.

– Гарри страдал из-за страшнейшего комплекса неполноценности, из-за того, что ненавидел вас и одновременно восхищался вами. Я сразу влюбилась в него до безумия. Он явился, как… как прекрасный принц.

– Что же, он и был принц.

Джулиана вздрогнула и посмотрела на него.

– Вы знаете, он так и говорил: «Придет мой отец и скажет, что я был настоящим принцем, но…»

– И что же «но»?

– «Но помни, что это сам дьявол».

– Да, он был очень честный мальчик… болезненно честный. Ненавидел политику. Из-за этого он убежал от меня во Францию… из-за этого мы и поссорились.

– Он не любил рассказывать об этих вещах, но я поняла, что вы какой-то большой начальник.

– Завкафедрой в Стэнфорде. Собственно, мог бы уже быть и ректором, но у меня и так не хватает времени на научную работу. А там, у себя дома – вы же знаете, наша семья родом с Тратеры, это страшная глушь, – мне как раз еще и приходится заниматься политикой, так уж сложилось. И поверьте мне, Джулианна, никакой радости это не доставляет. У меня был единственный сын, и вы видите, до чего дошло… Моя жена ушла в монастырь, отрешилась от мира, представьте себе, у нас такое еще возможно… Но теперь у меня есть внучка. Я хотел бы поговорить на эту тему. Мне не очень нравится этот дом, где вы живете, не знаю, какой кудесник умудрился вам его продать. С вашего позволения я хотел бы кое-что показать, здесь, недалеко. Я не отниму много времени, у вас до смены два часа, мы успеем еще пообедать, и я потом отвезу вас на работу.

«Он знает, когда у меня начинается смена, – подумала Джулианна. – Как все интересно».

У выкрашенного белой краской штакетника, символически отгораживавшего дом под монорельсом от окружающего мира, стоял «Бентли» – один из тех автомобилей, которые Джулианна видела только в кино. Ричард любезно усадил ее и сел сам. Ей доводилось ездить в роскошных лимузинах разных воротил, когда она выбивала деньги для всевозможных больничных фондов, но тут было совсем другое. Водитель был мужчина спортивного вида, невычислимого возраста, со взглядом мороженого судака, и еще один такой же добрый молодец сидел рядом с ним на переднем сиденье. Костюмы, цену которых Джулианна даже побоялась определить, сидели на них неправдоподобно идеально, булавки в галстуках наводили на мысль о двухмесячной зарплате, то же и одеколон с едва уловимым горьковатым запахом. Дверь «Бентли», закрывшись, не хлопнула и не щелкнула, а едва слышно вздохнула, под рукой у Джулианны оказалась вставка из натурального полированного дерева, какого она в жизни не видала, переходящая в бархатистую шкуру животного, о котором она никогда не слыхала. Лишь только машина, нежно замурлыкав, тронулась с места, как следом тут же двинулся притаившийся у соседнего забора звероподобный джип. Джулианна вопросительно посмотрела на Ричарда. Тот равнодушно поднял «домик» своих удивительных бровей:

– А… Я же еще официальный представитель Тратерской администрации. По статусу мне полагается сопровождение. Ничего не поделаешь.

До старшей сестры приемного отделения долетело дыхание мира, где словом «деньги» называют нечто совсем иное, нежели имеют в виду ее друзья и знакомые. В этот момент уважение к Гарри поднялось в ней до размеров восхищения – кем же надо быть, чтобы ради принципов поменять все это на швабру уборщика в заведении старого Мо!

– А вы точно заведуете кафедрой?

– Да.

– Какой же?

– Общей морфологии.

– Постойте… – изумилась Джулианна. – Так это вы написали учебник по гистологии? Я училась по нему на курсах! «Практическая гистология» Глостера? До сих пор стоит у меня на полке! Мне очень понравлось рассуждение о дальтонизме у птиц – как они склевывали клубнику у вас на грядке.

Ричард засмеялся.

– Надо же, до сих пор еще кто-то помнит… Хотите, подпишу? Джулианна, это трагедия всей моей жизни. Мне пришлось бросить науку ради политики – так уж сложились обстоятельства… Да, я сейчас финансирую эту кафедру, поддерживаю молодежь, но, разумеется, уже все не то. К сожалению, я и от Гарри потребовал подобного отречения, готовил его себе на замену и слишком поздно понял, насколько был не прав…

Машины довольно быстро остановились, но Джулианна поняла, куда они едут, еще раньше. Фокс-Лейк-Хилс – или, попросту, Лисья Горка – район застройки ландшафтного парка на цепочке холмов над озером – прощальный шедевр безвременно упокоившегося концерна «Марвелл и Хоули», решившего пойти навстречу чикагским толстосумам, которым лень в выходные тащиться далеко на природу, и хотелось, чтобы кто-то доставил эту самую природу к порогу их дома. Однако, плененные своим замыслом, «Марвелл и Хоули» явно перегнули палку – каждый дом они выстроили по эксклюзивному проекту, заключив контракты с молодыми непризнанными архитектурными гениями, проект обошелся в безумные деньги, стройка выскочила из всех допустимых смет, и подоспевший кризис, как торпеда, пустил компанию ко дну. Покупатели, мало прельщаясь восхитительными видами на Лисье озеро, тратиться на сверхдорогое жилье не торопились, и элитный район пребывал в неопределенном запустении, населенный одной лишь охраной. Теперь вся эта концептуальная роскошь с зеленью, заборами, крышами, дорожками и японскими садиками открывалась перед Джулианной с нижней смотровой площадки у самой воды.