Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

Ну да, «по секрету». Добрый следователь. Я почти не слушал то, что говорил этот ганзеец. Сейчас я хотел, больше всего, чтобы отец и мать были живы. Я смотрел на видео, шедшее без звука, понимая, что возможно, я никогда больше не услышу голосов самых близких мне людей…

Видео кончилось. На экране на какое-то мгновение застыл крупный план моего отца, махнувшего мне рукой. Потом экран погас.

— Это всё? — спросил я хрипло. Почти потерял самообладание. Хороший ход с их стороны. Простой, бесчестный, но чего ждать от союзников террисов?

— Нет, — ответил Питер Брюс. — Пока непонятно, что делать с Вами. С одной стороны, Вы военный преступник, и сподвижник герцога Фридриха фон Цоллерна. В то же время, возможно, Вы пока ценный свидетель. Но завтра Вы предстанете перед трибуналом.

— К чему формальности, — спросил я, — может убить меня просто так?

— Вы знаете, что это невозможно, — ответил Питер Брюс казённой фразой. — Вы предстанете завтра перед трибуналом и понесёте наказание, согласно тяжести Ваших преступлений, если Вы их совершали.

— Невозможно? — не выдержал я, — Вы хотите рассказать мне, что все те транспорты с сапиенс, шедшие на Марс к регенераторам, которые мне лично приходилось отбивать у террисов и пиратов, были по закону?

— Хочу предупредить Вас, — холодно сказал Питер Брюс, — что наша беседа фиксируется. Любые Ваши слова могут свидетельствовать против Вас.

— Да плевать я хотел, на всё, что будет свидетельствовать против меня, — ответил я ему, — Я жил, как считал должным и правильным. Спасал и защищал тех, кто в этом нуждался. Жил в мире, который не разделял людей на лучших и худших. И да, мне жаль, что так всё быстро кончилось. Если бы всё повторилось, я выбрал бы снова эту же сторону. Сторону мира, где нет низов общества. Где отбросы, несчастных глупцов, считающих себя элитой, не пережигают в низших кастах, как мусор, «слуги народа». Где мир не замыкается в трех планетах и одном языке, обглоданном его создателями ради удобства примитивных особей, живущих в мире примитивных же инстинктов, угнетающих их сознание так, что суффикс или префикс слова кажется излишней подробностью. Умение видеть подробности и детали вывело нас к звёздам. Та отрава, которою ваши хозяева называют «чашами удовольствий» приковала террисов и их мир к трём планетам и заставила жадно ждать момента развязать войну, чтобы прийти на готовое, украсть чужие изобретения и достижения, выдавая их за свои. Только кончится это, всё равно, деградацией потому, что кража — будь это кража изобретения или имущества — обесценивает творца. Вы все подохнете, как примитивные рабы своих отупевших хозяев. Хотите получить точки перехода? Чтож, они дадут Вам отсрочку. Только отсрочку. Потому, что у вас никогда не появится желания создавать что-то самим, а значит, никогда не появится свой Вильгельм фон Цоллерн. Инженер, ставший императором благодаря своему стремлению к созиданию.

Ого, как меня занесло. Зачем это всё? Вроде я не замечал за собой раньше такой особенности — толкать пламенные речи.

— И последний вопрос, — сказал Питер Брюс, игнорируя мои эмоции, и, конечно, не обращая внимания на содержание моего пламенного спича, — Вы знаете, что случилось с «Серебряной тенью»?

Я допустил ошибку. Он всё-таки вывел меня из себя ещё больше.

Это действительно будет последний вопрос, и знаешь, что, ганзеец? — сказал я, думая об отце с матерью. — Пошёл вон. Желаю тебе долго гнить в наркотрипе касты Диониса, или стать послушницей в касте Исиды у твоих новых друзей. Там ты получишь всё, за что боролся. Пошёл вон, мразь.

Он ничего не ответил, посмотрел на меня ещё раз внимательным, ничего не выражающим взглядом, аккуратно выключил и положил в карман голограф. Сухо кивнул головой, прощаясь, и вышел.

Я остался в боксе один. Это моя тюрьма. Я, как мне дали понять, военный преступник. Хотелось прилечь, чтобы собраться с мыслями, но лечь было негде. В боксе — только регенератор и пульт управления к нему, с манипуляторами. Вполне можно использовать для пыток, или чтобы снова покопаться в моём сознании. Хотя — была бы такая цель — это бы уже случилось. Снова лежать в зелёном желе не хотелось. Я прислонился к стене. Потом медленно съехал по ней и сел на пол. Закрыл глаза.

Минут через десять, стена снова ушла в сторону и двое ганзейских солдат втащили армейскую кровать-трансформер, она проплыла на антигравитационной подушке и стала в угол. Эти же солдаты поставили в угол утилизатор, с умывальником и душем. Ещё через пару минут один из них принес пакеты с армейским пайком.

— Жалобы, согласно положению о военнопленных есть? — спросил он.

— Есть, — сказал я. — Не присылайте ко мне больше дознавателей-кретинов. Это бесчеловечно.

Солдат кивнул головой и, усмехнувшись, вышел.

Итак, я военнопленный. Прекрасно… Прекрасно, что теперь есть кровать.

О чем подумать было. Самое скверное, что что-то случилось с отцом и матерью. Действительно ли их похитили? Живы ли они? Если живы, то тогда надавить на меня элементарно. Уже надавили. Я скажу и подпишу всё, что предложат. Учитывая намерение сделать из меня одного из военных преступников — это как раз то, что нужно моим тюремщикам. Сломать.

Но, может быть, моих родителей у них в руках действительно нет. Врал этот ганзеец, Питер Брюс, или не врал? Нужно было поговорить с ним подольше. Чертов я истерик. Но если с головы моих родителей хоть волос упал, если отца с матерью убили — я узнаю, кто это, и найду убийцу, где бы он ни был. И потом — тот, кто попадёт мне в руки, как убийца моих родителей, позавидует всем террисам, павшим от моей руки. Выбраться бы отсюда.

Что-то случилось с моим кораблём. Они его хотели. Сильно хотели и хотят сейчас. Наверное, Кёнигсберг силы Альянса и Ганзы блокировали, не в последнюю очередь, чтобы получить «Серебряную тень». И штурмовали долго, брали измором вместо того, чтобы уничтожить всех сразу. Наше «героическое сопротивление» было нелепым, ребёнку понятно. Вот почему их интересую я, и может так интересовать ван Фростен — доступ к управлению корабля был только у герцога, у меня, у Адольфа. Судя по вопросам, заданным мне, «Серебряной тени» у них нет. Куда же она исчезла, если герцог их пленник? Увёл ван Фростен? Почему тогда он бросил старину Фридриха? Если «Серебряной тени» у них нет, может ли это означать, что пока корабль не найдут, нас троих не тронут? И вообще, чьи мы пленники? Альянс — это одно, Ганза — совсем другое. Террисы всё, что может вызвать негатив в общественном мнении своего сжатого до предела, перенаселённого общества, предпочитают делать руками Ганзы. Хрупкость общественного строя, так сказать… Как далеко зайдут ганзейцы, добывая из нас сведения?