Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

— Я всегда был готов сгореть. Я искренне верю в чистоту такой смерти. А готовы ли вы?

Он повернулся к подошедшим офицерам, сбросив балахон, оставшись одних чёрных штанах и трёхпалых сапогах, шьющихся специально для птиц. Верхняя часть тела с широкой грудной клеткой, сплошь покрытая красными перьями, была обнажена. На голове попугая поднялся хохолок из больших красных перьев, он широко развёл в стороны свои красные руки. На оба длинных мизинца орнитоида были надеты тонкие острые пики, крепящиеся к запястью кожаными ремешками. На широком поясе на талии сверкали два серебристых серпа. В мерцании пламени эта пернатая версия дьявола выглядела действительно инфернально. Круглые глаза попугая, в которых отражался свет факелов, смотрели на приближающихся офицеров, как будто чего-то ожидая. И офицеры поняли чего, когда разглядели, что никакие это не факелы, а сопла нацелившихся в центр зала горелок огнемётов.

Бежать было бесполезно, прятаться — негде. Струи огня должны были крест-накрест прорезать полутьму зала, спалив всех троих. В том, что Иблис Шайтанов на это пойдёт, сомнений не было. Но ничего не происходило. И эсэсбешники и лидер сектантов напряженно замерли. И тут в зал вошёл Бао Чжун, волоча за шиворот чёрной кожанки спутницу жизни попугая, вытирающую кровь с разбитых губ.

А ведь ещё несколько мгновений назад Эсмер смотрела в дырку в стене за алтарём, готовясь повернуть вентили газовых баллонов спрятанного там оборудования очага. Её изуродованное лицо застыло в выражении суровой решимости, но на глазах наворачивались непрошенные слёзы. Сколь мудр и благороден был её возлюбленный! Принести себя в жертву, заодно даровав чистую смерть настигшим их недругам, как акт прощения и милосердия! Лишь бы суметь, пока пылает зал, вбежав в огонь, заключить его обугливающееся тело в последние объятья, дабы благодатное пламя сплавило их в единое целое! Увидев, как Иблис снимает балахон, она положила руки на вентили и в последний раз взглянула на любимого. Как прекрасно было его пернатое тело в отблесках камина! И вот: два испуганных дурачка, не заслуживших быть с ним рядом в столь торжественный миг!

А затем кто-то так нежно и незаметно запустил руку с большими пальцами в её чёрные кудрявые волосы, резко отдёрнул назад и воткнул в её зубы бугристый красный кулак, приведя в полубессознательное состояние.

Увидев свою побитую возлюбленную Эсмеральду, Шайтанов обезумел. Раскрыв клюв в беззвучном крике, он высоко подпрыгнул, растопырил руки и, сжав в воздухе кулаки, выставил в сторону мутантов в чёрной форме пики на мизинцах. Попугай, именуемый когда-то Вирром, бескрылой смертью завис в воздухе, перед тем как обрушиться на офицеров и проткнуть им шеи. Арафаилов и Нуаре отпрыгнули в стороны. Иблис в падении проскрёб пиками по полу, сделал выпад правой рукой в сторону наклонившегося Фара, затем попытался снизу поддеть на оба острия живот оленя. Тот широко расставил ноги, ударив попугая по рукам корпусом автомата и, мотнув в наклоне головой, вонзил кончик одного из своих ветвистых рогов под расширяющиеся к животу рёбра орнитоида. Шайтанов вскрикнул, в этот миг Бао, отшвырнув Эсмер к одному из гобеленов, ударил прикладом своего короткого автомата в низ спины, по торчащему позвоночнику птицы. Попугая выгнуло, Нуаре оттолкнул его от себя, что позволило отошедшему чуть в сторону Абдельджаффару прицелиться и дважды выстрелить. Первая пуля попала в шею, вторая в ухо. Иблис Шайтанов покачнулся и обмяк, распластавшись по полу.

Эсмер пришла в себя как раз в миг смерти любимого. Она поползла вперёд, к расползающейся под головой попугая лужей крови, но коренастая красноголовая рептилия снова отшвырнула её к стене. Она села под вышитыми на буром полотне горящими башнями, всхлипывая и утирая слёзы с ожогов на лице. Эсэсбешники опустили оружие и разошлись по залу, осматривая его на наличие новых сюрпризов. Арафаилов скучающе разглядывал статую, Нуаре, округляя большие оленьи губы и дуя на пламя, потушил горелки и указал Чжуну на девушку: мол, доделывай!

— Зачем было делать ему так больно, а? Вы всех их так убили? Магу, Гогу с Ткачихой, послушников? Какие же вы жестокие, а! — обвиняющим тоном произнесла Шайтанова.

— А сжигать заживо не жестко? — усмехнулся шинизавр, вставляя в автомат новую обойму.

— Мы священников не сжигали, это нас подставили, чтобы вас натравить! — Но по ледяным взглядам обернувшихся к ней мутантов, Эсмер поняла, что этот факт для них секрет Полишинеля.

— А детишки? А? — Видимо майор Нуаре даже в такой ситуации искал официальный повод.

— Вы не понимаете! Огонь это истинная жизнь, а не жалкое тепло, заключённое в грязную оболочку! Все мы состоим из пламени, но мы заперты в своих телах, и лишь Пылающий Хаос умеет скидывать с себя бренные одеяния и вновь облачаться в них! — проповедовала она с жаром.

— Почему он рептилоид, этот ваш…? — с улыбкой спросил Арафаилов, указав на статую.

— Остророгий видел его таким, да и неважно это! Огонь воплощается в разных обличиях! А детёнышам мы больно не делали, нет! — замотала головой Эсмер. — Они приобщались к Единому Жару опьянёнными, под препаратами. У меня не могло быть своих детей, и я любила их, как мать. Мы не причиняя страданий приобщили их к Чистоте, пока этот испорченный мир не извратил их, не заставил верить лишь в глупое собственное «Я»! — В голосе этой фанатки действительно чувствовалось любовь.

— А своих бы ты тоже сожгла? — прошипел Бао, наставляя на неё дуло автомата.

— Новорождёнными! — произнесла Эсмер, с вызовом глядя ему в глаза с выражением то ли истиной веры, то ли глубокого безумия.

Для старшины, как для любящего отца, это утверждение было достаточным поводом не желать ей лёгкой смерти. Опустив автомат, он всадил три пули под пояс её красных штанов, разворотив промежность. Офицеры спускались по залитой светом лестнице под её затихающие крики.

В коридоре Управления возле 37го кабинета бродил какой-то молодой лейтенантик ближневосточной наружности. Чёрные волосы худощавого человека были коротко подстрижены, на висках и затылке выбрит затейливый узор. Ни разу не стиранные чёрная жилетка и заправленные в берцы брюки были идеально отглажены. Он топтался возле двери, разглядывая развешанные по стенам маленькие голограммы разыскиваемых людей и мутантов. Когда Арафаилов подошел к кабинету, парень устремил в его сторону любопытно-выжидающий взгляд, Фар оценивающе прищурился и зашёл в кабинет, оставив лейтенанта снаружи. Мало ли кто тут ходит?

Внутри, несмотря на настежь открытые окна, царила страшная духота. За приунывшими на подоконнике фиалками раскаленная полуденная улица звучала симфонией городских звуков. Гудели автомобили, свистели низко пролетающие элашки, кто-то периодически что-то выкрикивал, рычал или мычал. По кабинету бродила обмахивающаяся бумагами Алина, развлекая сидящего у монитора Альтома. Толоконников не дал ему долго валяться на больничном, только вот от переломанного его пользы было пусть и ненамного, но всё-таки меньше, чем от здорового. Нетопырь, плечо и спина которого были заключены в серебристый бандаж, разглядывал голографические снимки перебитых утром сатанистов под весёлые комментарии лейтенанта Гейлер.