Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

Девушки не подвели. Услышав в коридоре звон металла и топот копыт, Монашка достала свой нож, быстро глянула в дверной проём, и замерла в прежней позе, прижав левую руку с оружием к груди. В миг, когда ослеплённый утренним светом кудрявый маммолоид пробегал мимо неё, она одним быстрым движением ударила его по шее. Так и не выпуская цепь из рук, баран пробежал ещё несколько шагов, разбрызгивая фонтаны крови из разрезанной артерии. Затем он обессилено рухнул на пожелтевшую сухую траву, изумлённо потрогал горло и затих. Монашка непринуждённо вытерла нож, убрала его и снова встала у двери, надвинув на лоб свою ковбойскую шляпу.

Войдя в вонючее помещение, видимо выполняющее роль кухни, Арафаилов застал там роющегося в большом ящике с кучей железяк грязного козла в красных штанах и чёрной жилетке, украшенной ржавыми шестерёнками. У маммолоида не было одного рога, на вид он был очень старый. Он извлёк из ящика некое подобие большого серпа, взял его ручку двумя руками в лохмотьях пожелтевшей шерсти. Он смотрел куда-то мимо Ящера широко посаженными глазами, затянутыми белёсыми бельмами и что-то нечленораздельно бормотал. Абдельджаффар сумел распознать лишь одно несколько раз повторяющееся слово: Магог, Магог, Магог. Загипнотизированный его невнятной мантрой, капитан было подумал, что маммолоид его не видит, но, стоило чуть опустить оружие, как голова мутанта, похожая на обтянутый жёлтой шерстью череп, медленно повернулась в его сторону. Старик рванулся вперёд, высоко подняв серп над головой. Шагнув козлу навстречу и повернувшись боком, Фар свободной от пистолета рукой схватил его за плечо и перекинул через бедро. Однорогий сбил копытами со стола раскатившееся со звоном кастрюли с остатками похлёбки и чего-то явно прокисшего. Фар свернул коленом на бок грязную бородатую морду, прижав к полу и, уперев прямоугольную коробку охладителя пистолета в грудь козлу, одним выстрелом остановил его сердце. Больше никого не встретив, Фар догнал на лестнице майора. Где-то в дальнем от них конце здания раздался хлопок гранаты, затем кто-то истошно завопил.

Это, как мог, веселился Чжун. Сначала он гонял по просторному помещению химической лаборатории мышь в больших потрескавшихся очках и черном балахоне, который был украшен пришитыми к нему лоскутами красной ткани, видимо, изображающей пламя. Увидев красно-бурую бугристую морду эсэсбешника, мышь взвизгнула и принялась петлять между столов с колбами и перегонными аппаратами, а шинизавр начал поливать её автоматным огнем. Во все стороны полетели осколки стекла, в воздух поднялась туча из наркотических порошков и сырья для их производства. Разбрызганные химикалии, смешиваясь, начинали кипеть, выделяя в воздух столь едкую дрянь, что у Бао защипало глаза. Мышь пропала где-то в глубине этой ядовитой тучи, Чжун, задержав дыхание, по стенке пробежал в сторону, где он последний раз её видел. Там был ещё один коридор, двери которого выходили в комнаты с заколоченными окнами. Услышав возню в одной из них, рептилоид заглянул внутрь.

Мышь оказалась там. Точнее наполовину там, так как она пыталась вылезти наружу через забитое окно и безнадёжно застряла. Между досок болтались её короткие ноги в складках балахона. А недалеко от входа сидел, прижавшись спиной к стене, ещё один сатанист в таком же чёрно-красном одеянии. Чжун подошёл, откинул его капюшон. Появилась лысая голова человека с маленьким лбом и большим округлым подбородком. Взгляд близко подёргивающихся глаз был стеклянным, блуждающим где-то за стенкой напротив. Лицо его непрестанно двигалось, меняя своё выражение. Поочерёдно сокращались мышцы на скулах, открывалась и кривилась прорезь маленького рта. Он производил неприятное впечатление психически больного, но вероятнее всего, просто получил передозировку производимым ими же «торпором».

Для Чжуна это был подарок судьбы. Он не стал стрелять, а довольно ухмыльнувшись, достал из подсумка на поясе экспериментальную гранату, в узких кругах именуемую «мясорубкой». Она представляла собой металлический шарик, слепленный из треугольных пластинок. При взрыве они разлетались по самым невообразимым траекториям, разрезая всё вокруг. Старшина нажал на кнопку запала, поставил шарик на пол в центре комнаты и неспешно вышел, спрятавшись за стенкой. Раздался хлопок, часть пластинок вылетела из двери и воткнулась в соседнюю стену. Мышь снаружи страшно завизжала. Рептилоид заглянул внутрь. Эффект был именно такой, какого он ожидал: голова сидящего у стены сектанта превратилась в месиво, ноги мыши дёргались кровавыми лоскутами.

Патрулирующая фасад здания Тень подошла к окну, из которого торчала конвульсивно бьющаяся беглянка в балахоне. С вытянутой серой морды слетели очки, мышь истошно голосила, выставив вверх загнутые острые резцы и скребла землю вокруг себя серыми лапками, стирая до крови подушечки пальцев и ломая когти. Внимательные глаза над чёрной маской несколько секунд с любопытством глядели на агонизирующую самку-маммолоида. Решив прекратить её мучения, черноволосая девушка сделала короткое движение рукой с телескопическим копьём. Блеснув в лучах немилосердно раскаляющего воздух солнца, заострённая трубка увязла в мышином черепе.

Остановившись на середине украшенного коричневыми треугольными полотнами лестничного пролёта, Нуаре жестом велел Фару остановиться и прислушался. Из просторного зала на втором этаже доносились слова молитвы, то ли на греческом, то ли на другом древнем языке. Читал их обладатель высокого птичьего голоса. Там же, судя по всему, находился источник запаха горелой органики, который на лестнице заметно усилился.

— «Тридцать третий — Архангелу!» — Нуаре тихо запросил Бао. — «Сколько у тебя?»

— «Двое» — ответил по радиосвязи Чжун, приписав мышь себе.

— «Одиннадцатая?»

— «Архангел, у меня по нулям» — ответила Алина после небольшой паузы. — «У девчонок… У девчонок тоже двое».

Майор повернулся к Ящеру, тот поднял чешуйчатый указательный палец. «И у меня» — шепнул ему олень, — «Там последний, заходим!» — скомандовал он, но Фар придержал его, указав на ещё одну дверь на втором этаже. Майор, похоже, забыл, как Квирин проучил его в кафешке с фейерверками, а вот Ящер тот конфуз запомнил. Этьен недоверчиво сморщился, но вовремя сообразил, что можно было обсчитаться. Не хватало кого-нибудь из безумных обитателей этого логова за спиной оставить.

— «Тридцать третий — периметр второго!» — скомандовал олень шинизавру и офицеры, подняв оружие, тихонечко пошли в зал, где зловеще бубнил Шайтанов.

В просторном зале с высоким потолком царил полумрак. Эсэсбешники разошлись по разным сторонам и начали медленно двигаться вдоль стен, целясь в неподвижную фигуру в чёрном балахоне на другом конце зала. Иблис явно знал об их присутствии. Он замолчал, но оставался неподвижен. Окна зала были наспех заложены кирпичами и завешены всё теми же гобеленами, через щели в них проникали тонкие солнечные лучи. Другим источником света был украшенный собранный из металлического хлама оскалившийся железной пастью очаг, над которым возвышалась большая корявая статуя, видимо изображающая тот самый Пылающий Хаос. Идол сатанистов был неким неумело слепленным из цемента мускулистым ящером с огромными шипами на плечах и длинными лапами с большими корявыми когтями. Половина головы чудовища с разверстой пастью представляла собой бесформенные комки, видимо изображая превращение божества в пламя. Справа и слева от идола на некотором расстоянии горели два ярких факела, освещая сложенные у стен пирамидки из обугленных костей. Приглядевшись, Абдельджаффар сделал вывод, что принадлежали они животным — слишком уж были мелкими. Подойдя ближе, он увидел в очаге источник горелой вони. Пламя пожирало очередную жертву, Фару показалось, что это была собака. Наконец, Шайтанов откинул свой капюшон, обнажив красную птичью голову с загнутым коричневым клювом, и произнёс: