Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

Свободного художника Вильгельмо, в миру Игоря Чернягина, гнали пинками между прилавков мясного рынка. Покрытого чёрной шерстью маммолоида-свинью с заклёпанными обрезками ушей так невежливо направлял в сторону выхода его же собрат, большой розовый свин-мясник в сером клеёнчатом фартуке, не оценивший новую форму современного искусства. Белое предобеденное солнце, заливающее широкими лучами павильон через прямоугольные окна под самой его крышей, освещало эту сцену торжества мещанства.

Мясник был грозен — морду пересекал корявый глубокий шрам, серые, под цвет фартука, перчатки были заляпаны запёкшейся кровью, чёрные сапоги настойчиво находили одетый в тёмно-жёлтые шорты зад художника. Между прочим, мясник поступал с ним по-доброму. А мог бы просто рубануть его одним из висящих на поясе больших тесаков, и никто бы его за это особо осуждать не стал. Так нет же, он еще считал своим долгом поучать заблудшего собрата в перерывах между пинками.

— С-свиньи, — визгливо хриипел он, немного заикаясь, — всегда были одной из основ цивилизации. Хавронья, к-кормилица — ласково называли их д-древние. — Прозвучал очередной звук удара, художник обиженно хрюкнул от боли. — И с-сейчас, в новом мире растят наших меньших б-братьев с любовью, убивают без б-боли. Их жертва позволяет плавно приучать н-новые виды к культуре п-питания, обуздать дикость инстинктов. А ты п-придумал какое-то п-позорище!

Объёмная пятая точка свина всё лучше и лучше запоминала эту импровизированную лекцию. «Каннибалы! Мертвоеды!» — выкрикивал мученик высокой культуры, обращаясь сразу ко всем и ни к кому, дабы мясник не разъярился ещё сильнее. Под смех и свист продавцов, Вильгельмо спотыкался, падал, рассыпая под ноги гуляющим покупателям накупленные свиные пятаки. Они-то и вызвали ярость его собрата.

Дело было в том, что потерявшая вкус публика совсем перестала покупать его абстрактные, вырезанные лазером по железным листам картины. Нужно было напомнить о себе, и для этого господин Чернягин задумал провокационный арт-проэкт «Никто не забыт». Нужно было скупить со всех мясных прилавков в городе свиные пятаки и торжественно похоронить их где-нибудь на городском кладбище, перечисляя поимённо всех не столь развитых собратьев, невинно убиенных в угоду чужому чревоугодию.

Но, увы, боги Искусства превратили подготовку к сему деянию в совершенно другой арт-проэкт. «Синяя задница непонимания», «Изгнание скорбящего», «Чёрный сапог ханжества» — Игорёк на ходу придумывал названия, под которым выложит в сети авторскую статью об этом событии. Блогеры и сарафанное радио сделают своё дело. Рано или поздно дойдёт до «Ассоциации травоядных гуманоидов». Эти безвольные слабосильные псевдоборцы снова раскритикуют его выходку, и отвернуться от него, как от позорящего их дело. Однако каждый, кто хотя бы поверхностно интересуется их делами, услышат о смелом провокаторе Вильгельмо! Не важно, что будут говорить, лишь бы имя правильно называли. Кто же это сказал? Кто-то из великих, наверное.

Прошлая акция принесла ему славу на весь город. Он вышел на центральную площадь со словами: «О, пожирающие свиное мясо варвары! Взгляните на меня и поймёте, сколь вы отвратительны!» И он отрезал себе по половине от каждого уха, превозмогая боль, поджарил их паяльной лампой и сжевал под недоумёнными взглядами толпы. И город загудел сплетнями и слухами! Правда, в большинстве из них о Вильгельмо говорили не как о смелом художнике, а как безмозглом идиоте, ну да что они понимают!

Среди невольных зрителей нового, поистине исторического в мире искусства события, оказались два друга: Алексей и Геннадий. Второй был весел. Он помахивал пакетом с дешёвой тушёнкой и, смеясь в лицо товарища дичайшим перегаром, комментировал происходящее. Товарищ был напряжен и периодически нервно озирался по сторонам. А всё потому, что более известны они были под именами Палач и Сэр Баскервиль, и находились в розыске.

Помня это, новый криминальный авторитет города замаскировался. Правда, когда его подельники Валет и Шут увидели маскировку, покатились со смеху. Шут и вовсе чуть не захлебнулся слюной от вида совершенно «неожиданной» для их молодого шефа бежевой футболки с изображением чёрного топора. Поглядев на него и покачав головой, Гена на маскировку забил. Лишь только свои костяные побрякушки снял.

Сэр Баскервиль искренне верил, что бандитов надо уважать больше чем ССБ. Защищают они государственность, как же! Придумали себе сами пугало: «терроризм», «сепаратизм», «угроза со стороны Континентальной Федерации»! Кто это на себе чувствует? Да никто! Да, были войны, но кто замял-то их? Корпорации, а уж явно не «собаки». При этом каждый хотя бы раз в жизни сталкивался с хамством существ в чёрной форме, с этим их ощущением вседозволенности. ССБ существует для того, чтобы слабаки сбивались в кучки, напяливали робы и сами себе дали право безнаказанно других убивать. Любой мир: животный, человеческий, мутантов, — он устроен просто. Есть авторитеты и лохи, те, кто выживает и те, за счёт кого выживают. И главное двигаться по жизни в правильном направлении. А этот их «правопорядок» — это искусственные попытки создать «равенство», только вот какое-то оно неравное. Скольких эти «защитники правопорядка», не разбираясь, поубивали? Отец Геннадия был пьющим, но законопослушным в принципе мутантом. Ну не разобрался, с кем в драку полез! Так тот урод ему топор свой в шею воткнул. И сказал: «Одним дегенератом меньше будет». Это что, старый пёс угрозу государственности представлял? А когда в городке начался более или менее серьёзный замес, они показали, чего стоят! Вон их как сын того «дегенерата» вертел — и по часовой, и против! Две вещи знал сэр Баскервиль: во-первых, можно делать с эсэсбешниками что угодно, только не убивать, иначе прицепятся как блохи и уже не отстанут. А во-вторых, своим презрением к чужой жизни, они заслужили презрение к себе. Уж на рынке, где делёжки товара, места и денег, и связанные с этим драки и убийства были обычным делом, бандитов «собакам» точно никто сдавать не будет. Так что можно было спокойно гулять, обсуждая непонятого деятеля искусства.

— Все они болтуны, эти борцы за права борцов бороться за права борцов, — резюмировал сэр Баскервиль. — Вот, на этого толстого посильней надави — он и свою свиномаму съест, да и от себя кусок откусит.

— Так он уже! — усмехнулся Палач.

— Тем более. — Но вопреки своим словам, видимо решил поддержать акцию. — Бабуль, человечинки не найдётся? Молочной? Уж очень я её люблю! — спросил он, смеясь, у пожилой продавщицы — маленькой сухой бабки.

Крашенная в синий цвет татуированная старушка с большими кольцами в носу и левом ухе, взглянула на чёрного пса колючими глазами и прошипела: