Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

А сегодня, на фоне утренних успехов Нуаре и Арафаилова, Камолин казался начальству сущим бездельником, вот и выслушивал профилактический разнос за неопрятный внешний вид. Самое интересное, от кого исходили претензии за небритость! От полковника Толоконникова, мутанта, у которого вместо лица поросшая серой шерстью волчья морда! Камолин поделился своим возмущением с Гнолгом, тот повернул в его сторону голову, промолчал. А чего он, собственно, скажет?

Нагретый вечерним солнцем воздух шелестел во дворе листвой узорно подстриженных берёз, снизу доносился весёлый гомон детёнышей самых разных видов, а бывалый офицер ССБ в компании своего молчаливого друга предавался жалости к себе. Не только в работе было дело — всё в жизни пошло как-то наперекосяк. Какие-то мелочи, упускаемые из виду, неверные шаги. Стоило оглянуться назад, заново оценить свои решения, и они казались настолько очевидно неправильными, что складывалось впечатление, будто жизнью Михаила живёт кто-то другой.

— Зря Залину выгнал, — пожаловался он Гнолгу, — могло что-то получится…

— Не могло. Эмоции, — отрезал жук.

— Для вас тараканов, все мы слишком вспыльчивые!

— Сам хотел…

— Во всём на вас походить-то? — закончил за него Миша. — Да потому что всё детство видел твою хитиновую рожу!

— Обиды? — безразлично спросил Гнолг.

— Да не на тебя… На себя больше. Просто ты здесь сидишь. А у вас действительно есть чему поучиться. Вы не сожалеете ни о чём, чтоб вы не сделали.

Камолин потёр свою татуированную макушку. Голову-то он брить не забывал, а то рисунок видно не будет.

— А смысл? — продолжил дискуссию инсектоид.

— Сожалеть-то? Ну как, если движешься к цели, а достигнуть её не можешь, значит, действия-то твои неправильны…

— Нет, — возразил Гнолг. — Цель.

Жук отвернул свою головёнку, давая своему розовокожему другу самому сделать выводы. Миша уставился на край одной из окаймлённых оранжевой полосой пластин. А действительно, чего он хочет добиться в жизни, в работе? Цель его была простой и понятной — будучи всю жизнь окружённый несправедливостью, создавать справедливость самому. Препятствием к этому являются не столько сами бандиты, сколько слабые администраторы, создающие благоприятную среду для появления разного рода сволочей. Такие, как тот же Толоконников. Сложные решения принимать боится, предложение закачать в подземелья газ отверг. «Лишний риск!» Зато все сразу бы повылезали, и искать бы никого не пришлось! Зато столичным засланцам задницу лижет, любой бред их поощряет!

А этот презерватив зелёный, Арафаилов? Камолин его поддерживал и как нормального мутанта, когда на него все косились, и как хорошего работника. А когда от Ящера могла понадобиться помощь в деле, тот провернул эту свою авантюру, в которой, чтобы поймать одного преступника отпустил пять. И Камолин поле этого виноват, что они на дно залегли? Разжаловали бы тогда уж сразу в сержанты, а шайку Палача пусть этот столичный умник с рогатым гомосеком ищут. Им после утреннего триумфа всё равно заняться нечем.

Сверхсладкая брага, не предназначенная для человеческого организма, ударила в голову. Вторая банка так и стояла нетронутой возле задумчиво качающегося на стуле тропического жука. Михаил поднялся и облокотился на подоконник, глядя в синее небо летнего вечера.

— Ты опять пить не будешь? — спросил он инсектоида.

— Ты допьёшь, — произнёс Гнолг.

— Допью. Может я потому и такой дурак стал, что постоянно за тобой допиваю. И что у тебя за привычка новая, говорить фразами в один-два слова? Странный ты стал.

— А был другой?

— Да нет вроде, такой же…

Но, обернувшись, Камолин обнаружил на месте своего странного друга пустоту. Вот ещё одна новая дурацкая привычка — уходить, когда взбрендит. Офицер потянулся. Снова появилась эта тупая боль вверху спины.

А половину суток назад, туманным утром этого дня, разозлённый предыдущими неудачами майор Нуаре восстанавливал свою репутацию безупречного оперативника. Дело о таинственных обнаглевших «хирургах», не постеснявшихся заживо вырезать печень у эсэсбешника, олень раскусил чертовски быстро. Наблюдая за его аналитической работой, Фар даже испытал некое подобие восхищения и перестал саркастически улыбаться при рассказах о прошлых победах маммолоида.

С помощью знакомых из Промзоны майор раздобыл две спутниковые карты города в момент предположительного совершения убийств, а также несколько раз пересмотрел записи уличных камер наблюдения. Основной зацепкой была идея мобильной лаборатории, позволяющей хранить извлечённые органы и инструменты. Фар, как и многие другие, сделал бы акцент на неприметность автомобиля или элашки. В этом-то он и ошибся. Такой подход предполагал бы наличие у медиков базы, причём с холодильным оборудованием. Такие-то объекты Ящер периодически безрезультатно осматривал. Нуаре предложил другой вариант — рефрижератор. И на обеих картах в паре кварталов от мест убийства как раз был припаркован не слишком приметный серый военный грузовик.

Машину практически сразу нашли и несколько дней следили за ней, пока она курсировала по городу. За это время из неё никто не вышел, за узкими тонированными стёклами разглядеть водителя не представлялось возможным. Наконец этот прямоугольный короб, с присоединенной подвижным гофрированным коридором поворачивающейся бронированной кабиной, остановился в достаточно безлюдном месте.

Лучи восходящего солнца не могли пробиться через густой утренний туман, лишь подкрашивая его в бледно-оранжевый цвет. Трое вооружённых оперативников медленно шагали от своего припаркованного поодаль чёрного броневика к приземистому серому силуэту автолаборатории сквозь приятного оттенка молоко. Справа потихоньку появлялась из матовой пустоты невысокая толстая труба заброшенной котельной. В практически абсолютной тишине было слышно, как гудят вентиляторы холодильных установок на крыше грузовика.

Если хирурги за ним наблюдали, то видели, как из тумана первой выплывала фигура в чёрной обтягивающей форме, верх которой представлял собой мерцающий зелёным голографический прицел в обрамлении ветвистых рогов. Старший группы целился в сторону возможной опасности своим любимым скорострельным автоматом с толстым цилиндрическим охладителем на стволе. В простонародье это оружие получила название «Абенд», сокращенно от немецкой фразы «добрый вечер». За время, которое нужно, чтобы это произнести, немецкая винтовка выпускала около пятнадцати пуль. Шерстяное лицо майора, как и остальных офицеров, закрывала чёрная полимерная маска. Внутренний интерфейс подсвечивал все попадающие в объектив внешних микрокамер ближайшие объекты светлым контуром, так что туман не был особенной помехой.