Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

— Зачем ты его за пулемёт пустила? Он же в глаза долбится! Заставь его пули собирать, что он в сторону небесной тверди выпустил.

— Нет, надо было его с майором отправить! — возмутилась она, при этом воспользовавшись остановкой, чтобы демонстративно попялиться на развалившегося на подножке обнажённого Левковского. Ящер тут же взял на заметку идею как-нибудь надарить ей голограмм с его изображением. И придумал ещё с десяток шуток по поводу её попыток спровоцировать в нём ревность.

— Какие-то они у тебя недовольные все, — усмехнулся тот, когда она ушла.

— Да ну их! Тем двоим, — Фар кивнул в сторону Камолина и Бао, — пёс на яйца наступил. Старлей до встречи с ним капитаном был. Так что, у них теперь его поймать — идея фикс. А мы взяли, и преследовать их перестали. А рогатый у меня же начальник! А я, с ним ничего не согласовав, привлёк нашу группу на твою операцию. Где он, к тому же, буквально ударил в грязь лицом! Клопы, зато, молодцы. Эй, четверо из ларца! Как вам первое дело? — крикнул Ящер кучке делящихся впечатлениями и машущими чёрными лапами инсектоидов. Те одновременно подняли вверх когтистый боковой палец на верхних правых конечностях.

— Да, хорошая импровизация, — согласился Левковский. — Из двух стволов вели огонь по четырём окнам. Ты кстати досье то на своего «начальника», которое мы тебе присылали, читал?

— Да ладно, подумаешь, любитель межвидовой порнографии! Тоже мне грех! Сколько алкашей и наркоманов на высоких должностях сидит и ничего! Главное, чтобы меня на свидания приглашать не начал! — засмеялся Фар.

— А то смотри, совратит тебя! Этакий вон эльф! — оскалился майор. — Ладно, надо одеваться и в Управление. Если всё вовремя оформим, к вечеру со жмуром домой полечу.

— Хорошо тебе, а мне ещё маячок из башки доставать. — Арафаилов почесал гермокапюшон. — Наконец-то нормально всё зарастёт. Завтра ещё детей нациста на приём надо вызвать, пока глупостей не наделали. Кстати, передай там своим, чтобы обратили внимание на использование идеи всемирного потопа, как нацисткой символики хладнокровных. Ими же сейчас у вас занимаются в ГК?

— Нет, в Противодействии Терроризму, у вас. Но я передам. А чего здесь тоже началось? У нас там вовсю маршируют. На «мирных митингах единомышленников». Знаешь, сколько там этих идиотов? А ведь, насколько я помню, ещё в школе учат, что эта искусственная идея превосходства одной видовой группы над другой, это всего лишь инструмент сегрегации. Этой идеей государство разделяют на несколько противоборствующих кусков, которые потом, по одному поглощается внедряющими эту идею силами. Эта идея — это такой же Белый Призрак, как вон наш…

— Или чёрный или зелёный. Я думаю, так двум спортсменам ихтиоидам ничего не объяснишь. Я их буду выживанием насекомых на их костях пугать. Коричневым членистоногим призраком.

— Во! Точно! Насекомые! — Почти уже поднявшийся с места белый рептилоид сел обратно, расслабился и произнёс, пародируя «призрачный» голос. — Когда я ещщщё теперь кузззнечиков поссслушшшаю?

К оформлению дела столичного майора местные администраторы подошли со всем возможным рвением и к обеду Левковский, одетый в парадную летнюю форму с серебряными значками наград и в сопровождении мешка с покойником торжественно покинул Управление. Фар занялся воспитательной работой. В его украшенном цветами кабинете долго сидели молодые лещи. Капитан снова отметил жутковатое сходство с убиенным экстремистом: такие же крепящиеся к поясу защитные воротники, армейские ботинки, камуфляжные штаны, правда не егерские, а с бледно-зелёным узором. Они обиженно и злобно глядели на капитана, который изрекал долгий монолог о вреде идеи расизма и заблуждениях их покойного отца. Грозное шипение в его речи периодически превращалось в доверительный тон. Ящер выставлял смерть Ильшата Бронзы чуть ли не благодеянием для молодых перспективных ихтиоидов. Те вроде как поверили. Неуверенно завращали большими глазами на тёмно-зелёных рыбьих головах. После беседы они долго молчали, а потом, сухо попрощавшись, стали уходить. Высокий даже выдавил из себя что-то наподобие благодарности, развернувшись в дверях и сказав:

— Спасибо, что вот так… решаете…

— Поверь, — ответил Фар, — мне самому вся эта ситуация радости особой не доставляет.

Что было в какой-то степени правдой. Преступники, они сами выбрали свою участь, знали, на что идут. А вот когда ССБ к их родственникам начинало применять репрессии, с личными представлениями Арафаилова о справедливости это уже не увязывалось. Хотя почему система работает именно так, он прекрасно понимал — власть страха. И офицеры защищены от действий мстительных сородичей, и появляется лишняя мотивация против государства не идти, боясь за мать, отца, сестру, жену.

Страх вообще был очень тонким и грозным оружием. И успешное применение его против бригады Палача было тому подтверждением. Будучи в прекрасном расположении духа, Ящер решил навестить того, кто его этому научил. Почёсывая замазанные медицинским гелем шрамы на чешуйчатой голове, Абдельджаффар спустился на цокольный этаж.

Камеры предварительного заключения, точнее небольшой примыкающий к гаражу и ремзоне кусок нижнего уровня, где они располагались, были самым неухоженным местом во всём здании. А всё потому, что никому они были не нужны. ССБ работало так, что преступники с улиц отправлялись прямым путём в труповозку, минуя этап следствия и суда. Так что пять камер с толстыми прямыми решётками в грязном бетонном коридоре практически всегда пустовали. И в таком бестолковом месте работал один из самых бестолковых сотрудников. Спускаясь по пыльной лестнице, Фар увидел, как в квадратной каморке охраны мерно покачивается венчающий бледно-оранжевую пернатую голову чёрно-белый верх хохолка перед мерцающим голографическим монитором.

Бессменным надзирателем сюда был направлен высокий тощий орнитоид-удод по имени Глеб. Этот воин не отличался ни здоровьем, ни физической силой, ни умом. Будучи чьим-то протеже, он чудом оказался в рядах эсэсбешников и никто поначалу не знал, что с ним делать. В Управлении его называли не иначе как Глебушка-дурачок, либо просто Глебушка. Впоследствии мудрый Толоконников «отметив высокие результаты по огневой подготовке», назначил его «начальником тюрьмы» и запрятал с глаз долой в этот кусок подвала. В задачу его входило своим метким птичьим глазом и недрогнувшей рукой «пресекать попытки к бегству». Каковых случиться, за неимением заключённых, естественно не могло. В отличие от остальных, удод воспринял своё назначение без тени иронии и выпросил себе бронебойный пистолет-пулемёт. Сейчас сам пернатый сидел на стуле и спал сном младенца, а грозное оружие в прямоугольной чёрной кобуре свесилось с бедра до самого пола, так и напрашиваясь быть украденным у сего бдительного стража в качестве издевательства.